Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат

Договор встретил активные протесты со стороны западных держав. Англия и Австро-Венгрия нашли его «неслыханным»: Европа боялась усиления России на Балканах. Относительно независимости Сербии, Румынии и Черногории державы не протестовали. У Австро-Венгрии были там уже прочные позиции, и она рассчитывала их усилить. Основные возражения касались создания Большой Болгарии, которая в Лондоне рассматривалась как будущий оплот русского влияния в регионе. Англия, кроме того, была недовольна приобретениями России на Кавказе и включением в ее состав Южной Бессарабии, а также новыми границами Сербии и Черногории. Вена, в свою очередь, была возмущена предоставлением автономии Боснии и Герцеговине, что нарушало прежние договоренности с Россией. Она также выступала против Большой Болгарии, опасаясь потерять важные в стратегическом и экономическом отношении позиции в Южной Болгарии, где проходила контролируемая австрийцами железная дорога, а также рынки в Сербии и Черногории.

Обе державы начали военные приготовления с целью оказать давление на Петербург. Учитывая состояние армии, финансовую слабость и подъем революционного движения в стране, правящие круги России не могли пойти на новую войну с европейской коалицией. Это означало бы возможный конец самодержавия. Петербург решил договориться со своими противниками порознь, тем более что Бисмарк, к которому Горчаков обратился за поддержкой, посоветовал найти общий язык с Австро-Венгрией. В Вену для переговоров решено было послать Игнатьева. 11 марта он выехал туда из Петербурга.

Кандидатура Игнатьева была выбрана неудачно. Как писал С. С. Татищев, венские политические круги были настроены против Игнатьева лично, считая его главным проводником «панславистских стремлений» на Балканах и основным инициатором создания Большой Болгарии, а также автономной Боснии и Герцеговины[565]. Игнатьеву было поручено вручить императору Францу Иосифу письмо Александра II и уладить возникшие недоразумения. Он должен был успокоить Вену, заверив ее в том, что Петербург не собирается нарушать Будапештскую конвенцию.

В разговоре с Игнатьевым Франц Иосиф и Андраши обвинили его в том, что при подписании Сан-Стефанского договора были нарушены интересы Габсбургской монархии. При этом речь шла уже не только о Болгарии и Боснии с Герцеговиной, но Андраши требовал пересмотра черногорских границ и создания Албанского княжества. Канцлер Австро-Венгрии высказал также свое возмущение тем, что его не ознакомили предварительно с новыми границами Сербии, Черногории и Болгарии, хотя Игнатьев еще в январе 1878 г. послал ему карту с проектируемыми границами. По настоянию Игнатьева Андраши отыскал эту карту в своих бумагах, сделавши вид, что он о ней забыл[566]. Вена не возражала лишь против права на передачу России Южной Бессарабии и пункта о порядке судоходства по Дунаю. Основные требования Андраши заключались в следующем:

1. Созыв европейского конгресса с целью «предохранения балканских народностей от влияния России».

2. Австрийская оккупация Боснии, Герцеговины и Новипазарского санджака.

3. Уменьшение территориальных приращений к Черногории и лишение ее выхода к морю и общей границы с Сербией.

4. Создание Болгарского княжества на территории до Балканских гор.

5. Создание автономной Македонии со столицей в Салониках.

6. Присоединение к Сербии части болгарской территории с запада.

7. Сокращение срока русского присутствия в Болгарии с двух лет до трех месяцев, а армейского контингента с 50 тыс. до 10 тыс. чел.

Эти требования отражали стремление Австро-Венгрии усилить свое влияние на Балканах и получить выход к Эгейскому морю, построив железную дорогу через Косово до Салоник. Таким образом, Вена получала полный контроль над Македонией, а Сан-Стефанский договор в значительной части оказывался перечеркнутым.

Все попытки Игнатьева оспорить требования Андраши были безрезультатными. Он добился только согласия на увеличение срока пребывания русских войск в Болгарии до 6 месяцев в количестве 20 тыс. В своих записках Игнатьев замечал: «Вся душа моя возмущалась при мысли своими руками разрушить все 15-летние труды мои и моих сотрудников, уничтожить все надежды славян и укрепить господство венского кабинета на Востоке»[567]. Он негодовал на Горчакова, который постоянно пропускал мимо ушей соображения посла по поводу экспансионистской политики Австро-Венгрии на Балканах. Так же поступал и Новиков, во всем поддерживавший Андраши. Игнатьев понимал, что Андраши задался задачей вытеснить Россию с Балкан и присвоить себе все выгоды от кровопролитной войны, в которой не участвовал ни один австро-венгерский солдат.

Во время пребывания в Вене Игнатьев выяснил, что имеется налицо общность интересов Англии и Австро-Венгрии, хотя договоренность между ними не была еще заключена.

Единственным выходом из создавшегося положения Игнатьев считал быструю реализацию Сан-Стефанского договора, вооружение болгарского народа и сосредоточение русской армии на австрийской границе. Он рассчитывал, что Вена все же не решится на войну.