Николай Пржевальский – первый европеец в глубинах Северного Тибета

Утомлённые большим переходом и промёрзшие, путники решились, наконец, воспользоваться советом одного монгола и отправились просить пристанища в монгольской кумирне. Здесь их приняли радушно и отвели фанзу, в которой они смогли согреться и отдохнуть. Верстах в сорока от Долон-нора караван вступил в пределы аймака Кэшиктэн. Начиная отсюда, вплоть до озера Далай-нор, тянулись песчаные холмы, известные у монголов под именем Гучин-гурбу, то есть «тридцать три».

Лишь только 25 марта они пришли на берега озера Далай-нор которое лежит на северной окраине холмов и по своей величине занимает первое место среди других озёр Юго-Восточной Монголии. Вода озера оказалась солёной, само озеро очень глубоким и располагалось среди безводных степей Монголии и служило местами миграции для пролётных птиц. В конце марта здесь осело множество пернатых. Сильные и холодные ветры, постоянно господствующие на озере, мешали охотиться, однако путешественники били уток и гусей, чтобы прокормиться. Иногда даже запас переполнялся через край. Но такая стрельба служила и учением по движущимся целям, что было необходимо для поддержания боеспособности отряда. После 13-дневного пребывания на берегах озера они направились прежним путём в город Долон-нор, чтобы следовать отсюда в Калган[175].

Для ночёвок даже и вблизи городов располагались по большей части под открытым небом, избегая душных и отвратительно грязных гостиниц куда, впрочем, их не всегда и пускали. Спали всегда с заряженными револьверами под головами, так как местное население относилось к ним очень недружелюбно, подозревая в путешественниках тайных шпионов, и всеми силами старалось затруднить им путешествие, так что не проходило дня, чтобы не вышло какого-нибудь неприятного столкновения. Местные узрели в оружии наших путников что-то особенное, небывалое, и понимали, что с этими четырьмя «заморскими чертями» не так-то легко справиться.

Однажды вздумали затравить охотничью собаку Пржевальского, – Фауста, но первая же из спущенных свирепых собак была убита из револьвера Николая Михайловича, а вторая пуля обещана была самому хозяину, на этом инцидент был исчерпан.

«Только такие меры и надежда на счастье, – вспоминал Николай Михайлович, давали уверенность в том, что „смелость города берёт“, – вот те данные, на которых основывалась решимость пуститься вперёд, очертя голову, без рассуждения о том, что будет, или что может быть»…

Поиск погонщиков

Обработка собранных материалов. Охрана лагеря

8 мая, небольшой, вновь сформированный караван из 8 верблюдов, выступил из Калгана[176] и поднялся на Монгольское нагорье. Пржевальский и Пыльцов ехали на верховых лошадях. Обычно сортировка и укладка в гербарий собранных дорогой растений, а также препарирование животных, подготовка чучел производилась путешественниками на привале, в ожидании обеда. А если выпадала свободная минута, то Николай Михайлович переносил на чистый планшет и результаты работы. Сразу после обеда все члены экспедиции принимались за работу. Николай Михайлович со своим товарищем отправлялся на экскурс и на охоту, а если заканчивались очередные занятия, то казаки пасли верблюдов. Вечером разводился огонь, варилась на ужин каша и чай. Лошади и верблюды, с пастбища, подгоняли к палаткам и привязывали к вбитым в землю колышкам.

Но с наступлением ночи утомлённые путешественники не могли все спокойно отдыхать, так как приходилось назначать караул во избежание краж со стороны окрестных жителей. В необходимости этих мер убедились после того, как нанятый переводчиком, монгол со знанием китайского, оказался вероломным типом, – скрылся и прихватил все, что смог с собою унести, а также охотничий нож и револьвер. Через несколько дней, когда караван ушёл далеко от места стоянки, его нагнали миссионеры и вернули отобранные у пройдохи пистолет и нож. Остальное бесследно исчезло.

Случай стал хорошим уроком путешественникам для дальнейших действий. Пржевальский с Пыльцовым дежурили до полуночи по два часа каждый, а затем до рассвета наступала очередь казаков. Хотя эти дежурства были очень утомительны после всех дневных трудов, но процедура считалась необходимой, – ибо трусливые местные разбойники никогда не решались совершить открытое нападение, зная, что их встретит залп четырёх метких и далеко поражающих берданок. Караулы неукоснительно продолжались недели две, а потом, когда о бдительности «заморских чертей» разошлась молва, их прекратили и ограничились тем, что всем приходилось спать всегда с ружьями и револьверами под изголовьем.