Николка Персик. Аня в Стране чудес

Довод палача был тот, что нельзя отрубить голову, если нет тела, с которого можно ее отрубить; что ему никогда в жизни не приходилось это делать и что он в свои годы не намерен за это приняться.

Довод Короля был тот, что все, что имеет голову, может быть обезглавлено, и что «ты, мол, порешь чушь».

Довод Королевы был тот, что, если «сию, сию, сию, сию же минуту что-нибудь не будет сделано», она прикажет казнить всех окружающих (это-то замечание и было причиной того, что у всех был такой унылый и тревожный вид).

Аня могла ответить только одно:

«Кот принадлежит Герцогине. Вы бы лучше ее спросили».

«Она в тюрьме, – сказала Королева палачу. – Приведи ее сюда».

И палач пустился стрелой.

Тут голова Кота стала таять, и когда, наконец, привели Герцогиню, ничего уже не было видно. Король и палач еще долго носились взад и вперед, отыскивая приговоренного, остальные же пошли продолжать прерванную игру.

Глава 9. Повесть Чепупахи

«Ты не можешь себе представить, как я рада видеть тебя, моя милая деточка!» – сказала Герцогиня, ласково взяв Аню под руку.

Ане было приятно найти ее в таком благодушном настроении. Она подумала, что это, вероятно, перец делал ее такой свирепой тогда, в кухне.

«Когда я буду герцогиней, – сказала она про себя (не очень, впрочем, на это надеясь), – у меня в кухне перца вовсе не будет. Суп без перца и так хорош. Быть может, именно благодаря перцу люди становятся так вспыльчивы, – продолжала она, гордясь тем, что нашла новое правило. – А уксус заставляет людей острить, а лекарства оставляют в душе горечь, а сладости придают мягкость нраву. Ах, если б люди знали эту последнюю истину! Они стали бы щедрее в этом отношении…»

Аня так размечталась, что совершенно забыла присутствие Герцогини и вздрогнула, когда около самого уха услыхала ее голос.

«Ты о чем-то думаешь, моя милочка, и потому молчишь. Я сейчас не припомню, какая мораль этого, но, вероятно, вспомню через минуточку».

«Может быть, и нет морали», – заметила было Аня.

«Стой, стой, деточка, – сказала Герцогиня, – у всякой вещи есть своя мораль – только нужно ее найти».

И она, ластясь к Ане, плотнее прижалась к ее боку.

Такая близость не очень нравилась Ане: во-первых, Герцогиня была чрезвычайно некрасива, а во-вторых, подбородок ее как раз приходился Ане к плечу, и это был острый, неудобный подбородок. Однако Ане не хотелось быть невежливой, и поэтому она решилась терпеть.

«Игра идет теперь немного глаже», – сказала она, чтобы поддержать разговор.

«Сие верно, – ответила Герцогиня, – и вот мораль этого: любовь, любовь, одна ты вертишь миром!»

«Кто-то говорил, – ехидно шепнула Аня, – что мир вертится тогда, когда каждый держится своего дела».

«Ну что ж, значенье более или менее то же, – сказала Герцогиня, вдавливая свой остренький подбородок Ане в плечо. – И мораль этого: слова есть – значенье темно иль ничтожно[89]».

«И любит же она из всего извлекать мораль!» – подумала Аня.

«Я чувствую, ты недоумеваешь, отчего это я не беру тебя за талию, – проговорила Герцогиня после молчанья. – Дело в том, что я не уверена в характере твоего фламинго. Произвести ли этот опыт?»

«Он может укусить», – осторожно ответила Аня, которой вовсе не хотелось, чтобы опыт был произведен.

«Справедливо, – сказала Герцогиня, – фламинго и горчица – оба кусаются. Мораль: у всякой пташки свои замашки».

«Но ведь горчица – не птица», – заметила Аня.

«И то, – сказала Герцогиня. – Как ясно ты умеешь излагать мысли!»

«Горчица – ископаемое, кажется», – продолжала Аня.

«Ну конечно, – подхватила Герцогиня, которая, по-видимому, готова была согласиться с Аней, что бы та ни сказала. – Тут недалеко производятся горчичные раскопки. И мораль этого: не копайся!»

«Ах, знаю! – воскликнула Аня, не слушая. – Горчица – овощ. Не похожа на овощ, а все-таки овощ».

«Я совершенно такого же мненья, – сказала Герцогиня. – Мораль: будь всегда сама собой. Или проще: не будь такой, какой ты кажешься таким, которым кажется, что такая, какой ты кажешься, когда кажешься не такой, какой была бы, если б была не такой».

«Я бы лучше поняла, если б могла это записать, – вежливо проговорила Аня. – А так я не совсем услежу за смыслом ваших слов».

«Это ничто по сравнению с тем, что я могу сказать», – самодовольно ответила Герцогиня.

«Ах, не трудитесь сказать длиннее!» – воскликнула Аня.

«Тут не может быть речи о труде, – сказала Герцогиня. – Дарю тебе все, что я до сих пор сказала».

«Однако подарок! – подумала Аня. – Хорошо, что на праздниках не дарят такой прелести». Но это сказать громко она не решилась.

«Мы опять задумались?» – сказала Герцогиня, снова ткнув остреньким подбородком.

«Я вправе думать», – резко ответила Аня, которая начинала чувствовать раздраженье.

«Столько же вправе, сколько свиньи вправе лететь, и мор…»

Тут, к великому удивлению Ани, голос Герцогини замолк, оборвавшись на любимом слове, и рука, державшая ее под руку, стала дрожать. Аня подняла голову: перед ними стояла Королева и, скрестив руки, насупилась, как грозовая туча.