Стив никак не может отделаться от мысли, что теперь он, скорее всего, согласился бы.
Ему стыдно от этой мысли. Как ни странно, потому, что в Джеймсе все же есть что-то от Баки. Как там говорил Фьюри? Отголоски подсознания, слишком мало, чтобы говорить о полноценной личности?
Разве честно быть с человеком только за отголоски подсознания?
Стив чувствует себя беспомощным и растерянным, как карапуз, потерявший в толпе маму. И ему все время кажется, что он что-то упускает. Он старается поймать за хвост какую-то мысль, но та постоянно ускользает, останавливая его в полушаге от озарения. От чего-то очень-очень важного.
Понимание приходит через три дня, когда Джеймс просит его принести какую-нибудь одежду, потому что от больничной уже тошнит. Ну, вообще-то он просит Наташу, но Стиву хочется хоть пару часов побыть дома, так что он едет сам, несмотря на протесты врачей.
Он ковыляет по квартире, и все кажется ему чужим, как всегда, когда он долго здесь не бывает. Дорожная сумка все еще стоит в комнате Джеймса на полу, и Стив достает из нее белье, носки, чистую футболку и мягкие домашние штаны. Застегивает тугую молнию и осматривается. Так странно — за последние дни столько всего изменилось, а здесь все почти так же, как было полгода назад, когда Стив забирал Джеймса из больницы. Только аэроплан прибавился.
Стив смотрит на весело поблескивающее крыло, и его вдруг словно кто-то с силой бьет по голове.
«В детстве я мечтал быть летчиком», — сказал Джеймс, ставя аэроплан на полку.
Баки не об этом мечтал.
Но Баки сходил с ума по Джимми Лейну из «Летчика-испытателя» и даже признался как-то, что Кларк Гейбл в этой роли впервые заставил его задуматься о своей ориентации.
У Стива подкашиваются колени, он опускается на кровать и растерянно оглядывает комнату, словно видит ее впервые.
На кресле валяется комом отвратительная растянутая футболка — Баки ни за что в жизни такую не надел бы. Но однажды, рассматривая воск для волос, он тоскливо спросил: «И почему девчонки не любят нас без всей этой мишуры? Эту дрянь потом вычеши попробуй…»
«Перепихнемся», «потрахаемся», «дырка» — Баки никогда так не выражался, но иногда матерился, когда они занимались любовью. Нечасто, на самом деле, всего-то два раза. Два полувнятных ругательства, совсем безобидных по сравнению с тем, что выдает Джеймс. А после виновато шептал Стиву, спрятав лицо на его плече: «Прости, я знаю, ты такого не любишь».
Как там говорил врач Щ.И.Т.а? «Прошлое, настоящее, фантазии, реальность — все в одну кучу»?
Стив не понял, как это может быть, а сейчас понимание льется на него бурным речным потоком, и Стиву кажется, что он сейчас захлебнется. Клубничный джем, который Баки на дух не переносил, но который обожала его мама, и бифштексы с кровью, которые всегда любил сам Стив. Дурацкая привычка не закручивать зубную пасту и крем для бритья — миссис Барнс всегда ворчала за это на своего мужа. Бесящее до темноты в глазах «Эй, Роджерс!» — а ведь кто-то только так к Стиву и обращался, но кто? Ах да, конечно же, Эндрю Райт.
Все в одну кучу.
Господи, вот идиот! Баки умер? Отголоски подсознания? Какие, к черту, отголоски?
Баки все это время был рядом — изломанный, искаженный до неузнаваемости, как отражение в кривом зеркале, — но это всегда был Баки, его Баки. А Стив не видел. Отталкивал, отворачивался, даже — особенно! — когда сходство было полным. Почему? Боялся поверить, а потом снова остаться ни с чем? И ведь чуть не остался.
Его колотит, по щекам бегут горячие слезы. Пожалуй, так по-настоящему он плачет впервые с того дня, как Баки сорвался в пропасть, и Стиву совсем за это не стыдно.
— Я разобрал твою сумку, — говорит он Джеймсу в больнице.
Джеймс тяжело вздыхает и спрашивает:
— Зачем?
Стив опускается на стул и сжимает его руку.
— Не уходи. Останься со мной, — просит он. — Пожалуйста.
Он совсем не удивлен, когда Джеймс зло отвечает:
— Ага, стать заменой твоему Баки? Роджерс, извини, конечно, но ты идиот. Ты, знаешь ли, как раз тот самый человек, которым мне не хочется с кем-то делиться. Тем более с твоим мертвым бойфрендом. Так что нет. Прости.
Стив улыбается. «Я не хочу тобой ни с кем делиться, — однажды ровно сказал Баки, и только напряженные челюсти выдавали его злость, — если тебе нужна Пегги Картер — без меня, пожалуйста».
Баки. Это его Баки, даже если Стиву нельзя будет назвать его так больше никогда в жизни.
И пусть Джеймс теперь сколько угодно говорит: «Нет» — Стив его все равно не отпустит. Никогда. Даже если понадобятся долгие годы, чтобы построить лестницу высотой со стену, которой Джеймс от него отгораживается — плевать. Он построит.
И Стив закладывает первую ступеньку.
— Тебе не придется ни с кем делиться, — говорит он. — Ты прав: да, я идиот, потому что так поздно это понял — но мне не нужен никто другой. Только ты.
========== Эпилог ==========