Никто не хотел воевать

Богдан после телефонного разговора с матерью некоторое время пребывал в отрешенности, словно боясь поверить, что та самая Татьяна, которую он три месяца назад приходил «сватать», и которая его обсмеяла, даже оскорбила и фактически с позором выгнала… Она позвонила его матери и спросила, куда пропал Богдан, почему не звонит, не заходит. Если бы это он слышал не от родной матери, не поверил бы. Действительно невероятно, но она удосужилась узнать номер телефона его матери, а может, позвонила на домашний ее хозяевам. Впрочем, какая разница, она явно искала возможность вновь с ним, если не встретится, то хотя бы переговорить, и для этого дала свой номер мобильного. Значит здесь не все потеряно? Так то оно так, но сколько за эти месяцы всего произошло с ним. С ней ничего, она осталась прежней, а он стал совсем другим человеком. Богдана все больше интересовало, чем же вызван интерес Татьяны к его персоне, к тому, которого она называла трусом и дезертиром. Ведь после того «сватовства» он ни минуты не сомневался, что будущего в их отношениях нет и быть не может. У него возникло желание тут же набрать только что продиктованный матери номер… Но он подавил это желание: надо повременит, все спокойно обдумать. Да и боязно было, как бы не сглазить, не спугнуть возникшую, как бы из ничего надежду. На это, погруженное в себя состояние брата при посадке в поезд, обратил внимание Леонид:

– Ты что Богдан, все наш ночной разговор забыть не можешь? Брось, забудь, как я для себя уже почти забыл все, что там было, вычеркнул из жизни. И ты вычеркни, дальше спокойнее жить будешь.

Сам же Леонид, был как никогда весел и улыбчив.

– А ты чего это сияешь, как блин намазанный? – не мог не обратить внимание на состояние брата и Богдан.

– Поговорил я с матерью. Она прямо в телефон чуть не зарыдала. Говорила, что не чаяла уже мой голос услышать. Ну, я моментом воспользовался, и все рассказал, что к бабушке ездил. Ну, о том она и сама давно догадалась. Про бабушку сказал, что погибла, похоронена. Мама вновь разрыдалась… потом успокоилась. Я ей рассказал, что все это время в доме Ларисы жил, от обстрелов прятался и выехать никак не мог. А не звонил и только СМСки посылал, чтобы ее не расстраивать. Она, конечно, меня поругала, но не зло, а так, рассказала, что они с отцом все извелись, не знали, что и думать. Я тогда и говорю, что воспользовался моментом, когда в Донбассе поспокойнее стало и сразу выехал. Сейчас уже нахожусь в Воронеже и скоро в Москве буду. Мама так обрадовалась, ждем, говорит. Ну, я тут смекнул, что момент удобный, надо ковать пока горячо. Сказал, что со мной Лариса едет. Мама там, похоже, в ступор впала. Ну, я ее тут нужной информацией забросал, что бабушка рядом с матерью Ларисы похоронили и погибли они вместе, и хоронила их обоих Лариса, и что одной ей там оставаться очень страшно. Мама помолчала, потом говорит: ладно, вези. Представляешь, у меня как гора с плеч свалилась, – со стороны казалось, что нет человека счастливее Леонида.

Явно улучшилось настроение и у Ларисы, когда Леонид сообщил ей, что Галина Тарасовна про нее, наконец, узнала и вроде бы не против ее появления в их квартире. Конечно, ее радость была не столь всеобъемлющей, как у Леонида. Она женским умом понимала, то всего лишь «предварительное разрешение», и что там ждет ее дальше пока совершенно неясно.

Богдан же себя чувствовал примерно так же, как Леонид перед звонком матери. Он собирался с духом, чтобы позвонить Татьяне. Для этого после того, как поезд тронулся он покинул купе, в котором они ехали и пошел в тамбур, и не без содрогания набрал переданный матерью номер: