– Ну, вот кажется и все, с облегчением думал Леонид, удаляясь от базы ополченцев, ставшей для него фактически местом заключения. До родного поселка довез таксующий частник. Следы обстрелов были видны и в Донецке, но в большом городе поврежденные и полусгоревшие дома смотрелись редкими островками посредь невредимых строений. В поселке…
Леонид с детства помнил его таким: двенадцать тысяч населения, широкая центральная улица, застроенная 3-х, 4-х и 5-ти этажками. С обоих сторон от «центра» сплошной частный сектор , две школы, три детсада, больница, рынок, супермаркет, ДК, жд станция, почта, обогатительная фабрика… В отличие от таких же поселков в России, где немало частных домов пустовало, здесь еще в прошлом году таковых почти не было – в большинстве теплилась жизнь. Сейчас же повсюду видны следы обстрелов, много домов повреждено, снаряды попали и в больницу, и в школу, в которой Леонид учился с первого по пятый классы. Вся центральная улица изрыта воронками, валяются обломки деревьев, обрывки проводов, повреждено много заборов. Стояла какая-то нездоровая гнетущая тишина, которую вдруг нарушила лаем свора бродячих собак. Леонид с трудом узнавал поселок. Водитель сообщил, что обстрелы особенно усилились после сдачи ополченцами Славинска и Краматорска, и ВСУ фактически с трех сторон вплотную подошли к Донецку и его окрестностям.
Его дом… дом его бабушки, матери, на первый взгляд пострадал не слишком сильно. Во всяком случае, по сравнению с соседскими. Но, подойдя ближе, Леонид увидел, что от сарая осталась бесформенная груда развалин. Видимо в него было прямое попадание, а по дому «прошлась» лишь взрывная волна. К таким мелочам как выбитые стекла, поврежденная крыша, он уже был привычен. Но вот входную дверь явно выбило не взрывом. По всему здесь побывали мародеры. Это стало очевидным, когда Леонид вошел внутрь. Дом, некогда прибранный уютный, сейчас пах сыростью, гнилью и запустением. Большая часть вещей, которые представляли ценность, и их можно было вынести, отсутствовала. Все перевернуто, ящики из столов и шифоньера выдернуты и перерыты, крышка от подпола снята и валялась в стороне – все признаки грабежа. На привычных местах не стояли: холодильник, телевизор, стиральная машина, бабушкина швейная машинка. Даже висевшие на стенах семейные фотографии были вырваны из рам и разбросаны – по всему и там искали спрятанные ценности. Леонид осматривал, обходил дом без малейшей надежды найти бабушку, заглянул в подпол, вышел во двор на огород – там все заросло сорняком. Да и вообще создавалось впечатление, что в доме уже давно никто не живет. Без следа пропала и живность, которую держала бабушка: куры, коза… Не было и кота. Но в целом, если не считать выбитых окон и частично сорванной крыши, их щитосборный дом почти не пострадал. Соседним досталось куда больше. Тот, что справа осел на одну сторону – видимо повреждена несущая стена. Тот, что слева, явно горел, и тушить, по всему его начали далеко не сразу. Леонид пошел к соседям, но и эти полуразрушенные дома оказались разграблены и необитаемы. И вообще, еще год назад оживленный, живущий относительно полноценной жизнью поселок, казался вымершим. По улицам и переулкам лишь изредка на высокой скорости проносились, словно за ними гнались, старые легковые машины.
Леонид пошел к дому женщины, через которую, не умеющая пользоваться мобильным телефоном, бабушка общалась с родственниками. Этот дом не был поврежден, но на его дверях висел замок. Леонид растерялся – куда идти, у кого справится о бабушке? За годы жизни в Москве он потерял связь со всеми своими бывшими друзьями. Леонид на всякий случай крикнул:
– Теть Кать!
Он открыл калитку палисадника, вошел, обошел дом, заглянул на огород – никого. Но грядки прополоты, и огородная растительность содержалась в относительном порядке, что свидетельствовало – ни дом, ни огород не брошены. Леонид уселся под дверью на крыльцо и стал ждать. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, калитка скрипнула и появилась… Нет, то пришла не тетя Катя, а ее дочь 19-ти летняя Лариса. Она встала как вкопанная, ибо изрядно испугалась, увидев постороннего в военном комуфляже на крыльце своего дома – Лариса не узнала Леонида. Но когда он вскочил ей навстречу и поздоровался… Тяжело набитые сумки выпали у нее из рук и девушка подбежала к Леониду и, обняв его… зарыдала. Леонид немало изумился такой реакции девушки, с которой был знаком весьма поверхностно. Не сразу он понял, что к этому ее подвигло что-то страшное.
– Умерла баба Стефа… и мама моя умерла, – сквозь рыдания поведала Лариса.