– Я ведь вырос в военной семье. Отец у меня офицер был. И я с детства с родителями, сколько себя помню, по гарнизонам мотался. Я сам и родился в России и отец с матерью у меня русские, а вот Россию не люблю, ничего не люблю, ни природу, ни жизненный уклад, а особенно власть тамошнюю,– старлей увидев, что Богдан уже поглотил большую часть бутербродов достал еще батон белого хлеба и стал его резать.
– А что так… ну, чтобы нерусские Россию не любят я еще понимаю, но чтобы русский… И про власть я тоже понимаю, такую тяжело любить, но природа-то причем. Я бывал в России, нормальная природа, – недоуменно спросил Богдан.
– А не люблю я все через детство свое. Сначала отец служил в Сибири, в страшной дыре. Постоянный холод отовсюду, из под пола, с окон, с двери, из углов, зимой в сортир идти на двор – это мое самое жуткое ощущение раннего детства. Я там так намерзся, что до сих пор отогреться не могу, мне даже здесь в Донбассе холодно. Я давно уже в Одессе живу. Вот только там мне комфортно, а здесь я на ночь матрацем укрываюсь, иначе заснуть не могу. Холод и однообразное питание, с того пайка, что отец со службы приносил, вот с чем в памяти ассоциируется моя жизнь в России.
Потом отца на юг, сначала в Среднюю Азию, а потом в Армению перевели, там немного отогрелся, и с питанием куда как лучше стало, но другая напасть жизнь отравляла – окружающее население. С тех пор еще, что я так же как холод ненавижу, это южных нацменов. Чтобы не быть голословным приведу пример из своего армянского детства. Там снег явление редкое, но как-то он выпал, и мы мальчишки гурьбой высыпали на школьный двор и стали в снежки играть. Мы, что с военного городка с одной стороны, а армяне местные на другой. Там это строго было, армяне в свою среду никого не принимали, ни русских, ни каких других. Это когда они в других местах жили, где их меньшинство, они ко всем без мыла залезали, а когда их много, они сразу монолитом становились и ни с кем не мешались. Ну, мы-то ребята в большинстве все с России, Украины, Белорусии все к снегу привычные и снежки швырять навык имели. В общем, закидали мы армян, хоть их и больше было. И что ты думаешь, на следующий перемене, они нас снова на бой вызывают. Мы согласились, опять во двор вышли, а они заранее в снежки камни закатали и нас этими фактически ядрами чуть не убивать начали. На следующий урок мы с фингалами и разбитыми головами пошли, а они все, в том числе и учителя-армяне смеялись над нами, дескать, во как дураков русских обманули. Потом уж одна из учительниц, жена офицера, что в той школе работала, выяснила, что как отомстить нам подсказал тем армянским мальчишкам не кто иной, как директор той школы, армянин лет наверное под пятьдесят.
Это самый наглядный пример о тамошних межнациональных взаимоотношениях, случалось и похуже, и солдат которые в увольнениях до полусмерти избивали, и женщин, жен офицеров насиловали. Слава Богу, после Армении отцу, наконец, повезло, заканчивать службу его на Украину перевели в Одесский Военный Округ. И как только мы сюда приехали, я сам для себя решил, что дальше жить буду только здесь. Ведь впервые в жизни я жил там, где не было того что я более всего ненавидел, холода и южных нацменов. И еще, я уже будучи старшеклассником решил, что никогда не свяжу свою жизнь с армией. Так уж она мне обрыдла за всю мою предыдущую жизнь, что мы мотались по гарнизонам, холодным и горячим дырам, постоянно перенося тяготы и лишения. В институт специально поступал с военной кафедрой, чтобы солдатом не служить, повидал, как многие мучились. Думал если и заберут, то два года офицером потерпеть можно и совсем забыть про эту армию. Никак не ожидал, что специальность, которую я на той военной кафедре приобрету, через двадцать лет окажется столь востребованной…
Богдана заинтересовала история жизни старлея, и его мысли во многом совпадающие с его мировоззрением. Он буквально застыл, внимая рассказчику, не обращая внимания, что тот уже наполнил и поднял свой пластмассовый стаканчик, в ожидании, когда собеседник в ответ поднимет свой.
– Ну, чего сидишь, я пить не чокаясь не могу, – старлей вернул собеседника в реальность.
Богдан словно очнулся и на «автопилоте» взял свой стаканчик, не преминув задать уточняющий вопрос:
– Ну, а как же ты все-таки стал таким специалистом в столь нелюбимом военном деле?