От прежнего подразделения, держащего здесь оборону, осталось не очень много людей, да и те в основном занимали оборону на двух блокпостах, прикрывающих здание с флангов. Один раз оттуда своим ходом пришел легкораненый ополченец, чтобы сделать перевязку. Когда фельдшер его перевязал и собирался отправить в тыл ополченец отказался, сказав, что немного передохнет и вновь пойдет на блокпост к своим товарищам, с которыми он вместе рос, учился в одной школе, работал на одной шахте. Леонид, помня обучаемые из местных на донецкой базе, или студентов отбывавших «наказание» вместе с ним в Луганске, крайне удивился таким желанием идти под огонь тоже местного человека. Он поинтересовался, чем же вызвано такое настроение этого еще совсем молодого, чуть старше его парня.
– Донбасс должен быть либо в России, либо независимым, но только не в составе Украины. Мы всю Укропию грели и кормили, а жили хуже всех. И я жизнь положу, но больше такого не будет, – с каким-то остервенением высказался раненый ополченец.
Услышав это, стоящий неподалеку Крест удовлетворенно кивнул и прокомментировал:
– Все правильно, в России тоже есть регион, который живет лучше тех, кто греет, пашет, кормит, жилы рвет, Кавказ он называется.
С утра второго дня вновь напомнил о себе снайпер. И вновь тяжело ранили бойца из «пушечного мяса» – пуля из снайперской винтовки вошла меж пластинами бронежилета. Все это время Леонид как привязанный следовал за Крестом, менявшем позиции по всему зданию от первого этажа до чердака. Он так замучился таскать тяжелый РД с патронами, что даже страх словить пулю, как-то притупился, вытесненный околопредельной усталостью. Крест много передвигался не из «любви к искусству», а вынужденно. Его пулемет уже через несколько минут «работы» засекали и за ним начинали «охотится», открывали по нему шквальный огонь изо всех видов оружия. Обычно с одного места Крест делал не более десятка коротких очередей и тут же уходил искать другую позицию. Когда лента заканчивалась он снимал пустой короб и бросал его Леониду, который не поднимая головы лежал в нескольких шагах от него и собирал фрагменты отстрелянной ленты. Леонид по полу толкал к нему новый короб, а сам вытягивал из РД снаряженную ленту и укладывал ее в порожний. Чем дальше, тем более Креста охватывал какой-то нездоровый азарт, даже нечто напоминающее удовольствие от этой стрельбы-беготни. Не мудрено, что Леонид вскоре уже еле держался на ногах. Когда перестрелка затихла, Крест с явным неудовольствием поведал о результатах своей «работы»:
– Два коробка расстрелял, а самое большее двух-трех уделал, да и то, скорее всего, трехсотые. Эффективность – ниже плинтуса.
– А какая эффективность нормальная? – невероятно, но Леонид уже воспринимал этот кажущийся со стороны дурацкий и никому не нужный мучительный ратный труд, где тебя каждую минуту могут подстрелить, ранить, искалечить, а то и просто убить… В общем ему некогда было думать о всех этих «сантиментах», он втягивался, привыкал к этой ужасной действительности, о которой ранее никогда не думал и считал, что она существует только в кино, или где-то очень далеко за границами его мира. И вопрос прозвучал естественно для человека уже с головой окунувшегося в эту неестественную для любого нормального человека реальность.
– В Чечне я как-то с одного коробка не меньше тридцати чичей завалил и где-то половину из них двухсотыми. Трехсотых я добивал уже со второго коробка. Вот это я понимаю эффективность, – Крест мечтательно прикрыл глаза.
– Они, что в атаку на вас шли, как в фильме «6-я рота»? – удивился такому КПД Леонид.
– Какая 6-я рота? Фильм этот чушь собачья, в реальности все совсем не так было. Погибли ребята ни за грош, и решили в качестве отступного героями их сделать. А этих… в засаде мы сидели, а они по тропе переход делали. У ротного нашего перед тем друга убили, и он приказал никого живыми не брать. Ух, как же я тогда оторвался … – Крест вспоминал о том массовом убийстве, как о самом счастливом для него деянии в жизни.
Впрочем, о том, что массовые убийства уже имели место и здесь поведал… ветер с юга. Он неожиданно на короткое время усилился, стал порывистым и одновременно принес какой-то тошнотворный жуткий запах. Бойцы из местных поведали, что то трупный запах от разложившихся на жаре бойцов ВСУ, ехавших в двух автобусах и попавших под огонь ополченского Града, который точно навел корректировщик из местных. До сорока всушников погибли тогда в тех автобусах где-то в полутора километрах от укрепрайона и эти разлагающиеся на жаре трупы до сих пор никто не забрал.