Никто не видел Мандей

– Игнорирование может означать много разных вещей, – объяснила мисс Валенте, сделав большой глоток кофе. – Но миссис Чарльз по решению суда прошла родительские курсы, и после этого ей вернули детей. СВДС должна была впоследствии навещать их, но я не уверена, что эти визиты состоялись. – Она посмотрела на меня. – Мандей никогда не упоминала… о чем-нибудь?

Я покачала головой.

– Нет.

– Точно? Она ничего не говорила о своей матери? Она ее боялась?

Я пожала плечами.

– Ну, я хочу сказать – а кто не боится своей матери?

Уголок губ мисс Валенте дернулся в слабом намеке на улыбку.

– Да, но я имею в виду – сильнее обычного, – уточнила она. – Ты можешь вспомнить какой-нибудь случай, когда она была в полном ужасе?

Мои мысли вернулись к той драке в школе. К тому, как Мандей тряслась в кабинете директора.

– Нам нужно найти ее. Немедленно.

– Мы не можем просто вломиться в дом к той женщине и забрать ее детей. Власти должны следовать закону.

Я прижала руки к животу; в комнате сделалось душно, сотни вопросов раздирали мне горло.

– Вы думаете, с ней… случилось что-нибудь плохое?

Мисс Валенте поставила свою чашку на стол.

– Нет. О боже, Клодия, нет. Ничего подобного. Я уверена, что с ней все в порядке. Она просто… где-то находится, но нам нужно понять, где именно. – Она несколько раз кивнула. – Ты должна пообещать мне, Клодия: что бы там ни было, ты больше не пойдешь к этому дому. Не знаю… в этой женщине есть что-то… от чего у меня мурашки пробегают по телу.

Я кивнула, заранее зная, что не собираюсь выполнять это обещание.

Март

Раньше март был моим любимым месяцем. В марте начинается весна. Иногда в марте бывают Страстная пятница и Пасха. Март – значит, скоро мой день рождения.

Эйприл должна была родиться в марте. Вместо этого она появилась на свет на целых две недели позже – первого апреля, в День дурака, и с тех пор постоянно врет. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Она находится где-то между коричневато-желтым, янтарным, карамельным и медным с отблеском волшебной пыльцы.

Ее цвет – золотистый, очень похожий на цвет ее матери, и все же совсем другой. Люди плавят, меняют и отливают ее в украшения, которые носят, чтобы почувствовать себя важными персонами. Их тянет к ее твердости, силе и явственной красоте.

Но когда она не золотая, когда становится пустой изнутри до такой степени, что там не остается ничего, то может окрасить кожу в зеленый.

После

У Адель невероятный голос. Неземной. Тревожащий.

Вместо того чтобы сидеть в библиотеке и работать над заданиями мисс Уокер, как было обещано, я смотрела в окно на машины, проезжающие по Гуд-Хоуп-роуд. Майкл помог мне скачать All I Ask на мой «Айпод», и я слушала эту песню на повторе, пытаясь уловить ее пульс.

Она поет человеку, которого любит. Знает, что все кончено, но умоляет об одном последнем мгновении и задается вопросом: сможет ли она так же полюбить кого-нибудь еще? В конце песни темп нарастает, и Адель поет все более отчаянно, умоляя продлить последнее воспоминание о том, что было прежде. Я закрыла глаза, представляя это. Пытаясь думать о ком-то, кого я молила бы об одном, последнем мгновении вместе – но на ум приходила только Мандей. Я любила ее. Ну, то есть я имею в виду совсем не то, что нам приписывали. Я любила ее не так, как одна девушка любит другую в романтическом смысле. Скорее как одна родственная душа любит другую. Кто устанавливает правила, к кому нам следует привязываться? Но что, если Эйприл была права? Что, если я на самом деле не знала Мандей? Это могло бы объяснить, почему она вот так бросила меня.

Что-то шлепнулось на стол, выведя меня из раздумий. Майкл фыркнул, бросив на стол свой рюкзак; лицо его было мрачным. Я собрала свои бумаги и сунула в сумку.

– Что ты здесь делаешь?

Он закатил глаза.

– Ты же сказала, что приходишь сюда после обеда, так?

– Да, но это не было приглашением! – выпалила я в ответ, изображая раздражение.

Майкл устало опустился на стул и сжал переносицу двумя пальцами.

– Послушай, давай сегодня обойдемся без этого?

Я проглотила ругательство, просившееся на язык, и притворилась дурочкой.

– Без чего?

– Без этого, – проворчал он, махнув рукой. – Вот как ты притворяешься, будто у тебя все в порядке и тебе не нужна ничья компания, хотя на самом деле ты знаешь, что это не так, а я притворяюсь, будто не знаю, что с тобой происходит. Можно, ради всего святого… не сегодня?!

У меня невольно отвисла челюсть. Майкл достал из своего рюкзака учебник истории.

– Что случилось?

Он несколько раз ткнул ручкой в свою тетрадь и вздохнул.

– Мой отец хочет остаться там. В Дубае.

– Ой, – произнесла я, содрогнувшись, когда до меня начал доходить смысл его слов. – О-о-ой…

– Да. «Ой» – это верно, – пробормотал он. – Отец говорит, что ему там слишком хорошо платят. Мама может устроиться там преподавателем. Он хочет, чтобы мы приехали навестить его в следующем месяце, посмотреть на тамошние школы.

– Ничего себе, – выговорила я.

– И что хуже всего… у них там даже нет футбола!