Нил Сорский и традиции русского монашества

Ситуации из житий святых, сходные с фактами биографии Нила Сорского, помогают лучше понять причины жизненных поступков старца Нила, т. к. «по своей воле и по своему разуму» он, как сам пишет в своих посланиях, не смел «что творити»[291]. Нарушением «божественных писаний» и «преданий святых отец», которое стало обычаем монастырской жизни, Нил Сорский объяснял Герману Подольному причину своего ухода из Кирилло–Белозерского монастыря: «Занеже не видится ныне хранима жительства закон божиих по святых писаниих и по преданию святых отець, но по своих волях и умышлениих человечскых. И в мнозех обретается се, что и самое то развращенная творим, и сие мним добродетель проходити»[292].

Похожую ситуацию «ухода из монастыря» можно найти в «Житии Саввы Освященного» из агиографического сборника Нила Сорского. Савва Освященный до 35 лет жил в лавре Евфимия Великого. Через некоторое время после смерти святого Евфимия он покинул лавру. Житие так объясняет причину его ухода: «И вид монастирьский уставъ изменяющься и старцем монастыря того скончявъшимся, отиде въ восточную пустыню святаго Герасима» (РГБ. Тр. № 684. Л. 209).

Жития рассказывают, что всегда долгим и трудным оказывался поиск места, удобного для спасения, где можно было поселиться или основать монастырь. На Соре преподобный Нил обрел, наконец, место «своему угодно разуму»[293]. Жизнь здесь сам Нил Сорский в своем «Завещании» назвал «терпением»[294].

«Лютъ сеи духъ и тяжчаиши есть», — писал он в своих главах «О мысленном делании», уча монахов скита побеждать страсти печали и уныния[295]. Именно в строках о борьбе с унынием особенно прорывается, как справедливо отмечал С. П. Шевырев, личное чувство Нила Сорского[296].

«Егда волны оны жестокыа въстанутъ на душу, не мнитъ человкъ в той часъ избавление от сихъ приати когда, но сице помыслы налагаеть ему врагъ, яко днесь тако зло, а потомъ въ прочая дни горше будетъ, и подвлагаетъ ему, яко оставленъ есть отъ Бога, и не имать попечениа о немъ, или кром промысла Божиа тако прилучаемъ бываютъ, и ему единому точию сиа, прочимъ же ни быша, ни бываютъ. Но нсть сице, нсть»[297]. Трудность и смысл этой борьбы Нила Сорского с «духом уныния» на Соре лучше помогает понять рассказ из «Жития Афанасия Афонского».

Афанасий Афонский, поселившийся в Меланах — на безлюдной и безмолвной стороне Афона, испытал тяжелую борьбу с «духом уныния» и «помыслами отхожения». Святой решил подождать год и не уходить из Мелан, но борьба не оставляла его: «учяше бо Богъ Афанасия искусу таковыа брани, да и тъй знает помагати врученым ему овцам послже» (РГБ. Тр. № 685. Л. 292). И когда в последний день, назначенный для терпения, святой Афанасий хотел уйти из пустыни в монастырь, «излияся свтъ небесный на нь, и облиста и свтовидна съдла, и брань отбеже от него. Тъи же веселиа неизреченна и радости исполнися» (РГБ. Тр. № 685. Л. 292 об.).

О своей победе над «духом уныния» Нил Сорский свидетельствует своими писаниями, т. к. всегда учил тому, что умел сам, хотя и «скрывался» за цитатами из творений святых отцов.

По примеру древних подвижников Нил Сорский всегда носил власяницу (она впоследствии хранилась в иконостасе Сретенского храма Нило–Сорской пустыни, ее надевали на больных ради исцеления)[298] (см. рис. 4). «Тягчайшим оружием» в битве духовной называют власяницу древние жития. Так, когда святой Иоанникий Великий вступил на иноческий путь, некии монахи предрекли ему в конце жизни тяжелое искушение и на зашиту дали власяную ризу — левитонарион. «Сие же тому къ всякому навету оружие непобедимо же и крепчайше. Яко же самъ после же сповда» (РГБ. Тр. № 684. Л. 86 об.).

Святой Михаил Малеин вручил власяницу преподобному Афанасию Афонскому, когда тот принял постриг, хотя в монастыре Малеина не было обычая ее носить. Но настоятель, «великий онъ отець, усердиМша усмотрь Афанасиа, въ тяжчяйшее оружие въ власяницу того облече и Христу воина створи» (РГБ. Тр. № 685. Л. 282). Носил «власяны ризы» и святой Пахомий Великий, «смиренна ради гйлеснаго» (РГБ. Вол. № 630. Л. 283 об.).

О своеобразии личности старца Нила выразительно говорят его послания и творения. В каждом из них он напоминает своим духовным детям и всем желающим спастись о необходимости изучения («испытании») Божественных писаний. Рассказывая Герману Подольному' о своей жизни на Соре, Нил Сорский писал ему: «И наипаче испытуя божественая писаниа… — тем внимаю. И яже съгласно моему разуму и благоугождению божию и к пользе души преписую себе и теми поучаюся, и в том живот и дыхание мое имею»[299]. Так же относился к чтению Божественных писаний и древний подвижник египетской Фиваиды святой Пахомий Великий: «Ни бо чтый когда или поучяяся Божественымъ словесем просто и яко прилучися се даше, но коюждо заповедь известно испытая и сию благоподобно въсприемля» (РГБ. Вол. №> 630. Л. 281).