Нил Сорский

По учению святых отцов, внешнее сходство двух святых восходит к их внутреннему, духовному родству. Церковная традиция называет Ефрема Сирина «учителем покаяния». «Непрестанно плакать для Ефрема было то же, что для других дышать воздухом», — писал о нем Григорий Нисский[571]. Чрезвычайную остроту покаянному чувству святого придавали особенные обстоятельства его жизни. Святой Ефрем (около 306–373) родился в Сирии, в городе Эдесса (ныне Шанлыурфа, Турция). Он жил на земле у пределов библейского рая, который воспевается в его гимнах «как земной рай, первозданный Эдем, продолжающий цвести где-то в сокровенном, но совершенно реальном месте у истоков Тигра и Евфрата, то есть по соседству с родиной Ефрема». Святой «так описывает ветерки, повевающие в его земном раю, что кажется, будто он знает Эдем, как зверь, — обонянием. Где еще спрашивается, найдешь такое острое, чуть ли не физическое ощущение, что праведная, не оскверненная нашей порчей природа Эдема — в двух шагах?»[572]. В Эдессе хранился плат с Нерукотворным образом Спасителя, посланный, по преданию, правителю города — Авгарю. Сирийский святой говорил на том же языке, что и его Божественный Учитель, поэтому образный язык евангельских притч, построенный на тонкой игре слов, был предельно открыт и понятен ему. Это ощущение реальной близости рая дополнялось другим не менее острым чувством — боязнью его потерять. Поэтому реки слез текли из глаз святого. Он считал, что инок — это печальник, плачущий о себе и о мире, — подвижник, принявший на себя страдания и сострадающий миру.

В молодости Ефрем видел сон: из его языка выросла лоза, которая принесла много плодов. Он стал «сыном завета»: так именовались люди, которые при крещении принимали на себя аскетические обеты, в частности, обет девства. Ефрем служил «диаконом церкви в Эдессе» и написал много проповедей на сирийском языке. Они были признаны авторитетными богословскими сочинениями при жизни автора. Творения диакона Ефрема читали во время богослужений в храмах города сразу после Священного Писания[573]. Из Эдессы святой перебрался в сирийский город Нисибин, где преподавал в духовном училище. Здесь он познал бедствия, которые неизбежно приносит война: Нисибин трижды подвергался осаде персидского шаха Шапура II. В 363 году пограничный город передали Персии. По условиям мирного соглашения население должно было оставить его. На какое-то время Ефрем стал беженцем, а затем вернулся в Эдессу, где прошли последние десять лет его жизни.

Немало общего можно найти в сочинениях Ефрема Сирина и Нила Сорского[574]. Одно из сочинений преподобного Ефрема называется «Исповедь или обличение самому себе». Обличая себя, он писал, что от юности был страстен и раздражителен и за всю жизнь не сделал ничего благого: «Будьте по сердоболию своему сострадательны ко мне, братия. Избранники Божии, склонитесь на воззвание человека, который обещался благоугождать Богу, и солгал Творцу своему… От юности я стал сосудом непотребным и нечестным… Увы мне, какому подпал я осуждению. Увы мне, в каком я стыде!»[575]

В проповедях Ефрем Сирин называл себя грешником, который должен прежде извлечь бревно из собственного глаза, невеждой и неучем. Он уверял, что сам виновен во всем том, от чего советовал слушателям остерегаться, и ничего не исполнил из того, чему учил других. Отправляя послание к брату, вопросившему его о помыслах, Нил Сорский точно так же писал: «Что бо аз реку, не створив сам ничто же благо! Кый есть разум грешнику? Точию грехы»[576].

Отличительную черту проповеди, как и личности Ефрема Сирина, составляла его любовь к ближним. Он увещевал, просил, умолял: «Умоляю вас, чада мои, потрудимся в это краткое время. Не будем нерадивы здесь, возлюбленные мои, чтобы не раскаиваться бесконечные веки, где не принесут нам пользы слезы и воздыхания, где нет покаяния… Потрудитесь, чада мои любимыя, умоляю вас, потрудитесь, чтобы мне о вас и вам обо мне радоваться вечныя времена»[577].

О горячем желании помочь всем спастись Нил Сорский говорил в каждом своем сочинении, в этом он видел единственный смысл своих трудов: «И я этого ради передал писание господам братии моей — спасения ради моего и всех произволяющих, воздвигая совесть к лучшему и сохраняя от небрежения, от порочной жизни и вины дурно и плотски мудрствующих людей, и от преданий обманных и суетных общего нашего врага и обманщика, и от нашей лености прившедших»[578].