Нил Сорский

Монашеское нестяжание князь-инок рассматривал исключительно как вопрос о селах. Начиная свое первое сочинение с размышлений о судьбе монастырских сел, Вассиан заканчивает его развернутой критикой недостойной жизни монахов. В устах другого человека такая критика звучала бы, несомненно, благородно. Но современники знали, какую жизнь вел сам князь-инок. Живя в Симоновом монастыре, он не изволил употреблять монастырскую пищу: ржаной хлеб, кашу, щи со свеклой. Из дворца великого князя ему привозили разнообразные блюда и «хлебы пшеничны чисты крупичаты». «Пияше же нестяжатель сий романию, бастр, мушкатель, ренское белое вино». Инок новгородского Отенского монастыря Зиновий с возмущением писал о том, что у тех, кого Вассиан называет «стяжателями», — посиневшие, растрескавшиеся от тяжелых монастырских работ руки, а ноги опухли от долгих служб. Вся их пища — это сухари с солью, овсяный и ржаной хлеб, капуста, свекла и репа, рябина да калина. Носят «стяжатели» старую залатанную одежду, «вошми посыпанную»; «нестяжатель» же Патрикеев предпочитает «одеяния… мягка и тепла и легка»[562]. Трудно еще что-либо добавить к этим справедливым словам.

Вторая идея инока Вассиана, на защиту которой он не пожалел своего полемического задора и сарказма, касалась судьбы еретиков. Нельзя казнить еретиков, считал князь-инок, их необходимо наказывать заточением, ссылкой, а покаявшихся можно принимать обратно в лоно Церкви и допускать к церковным таинствам. Полемика о судьбе еретиков захватила в те годы все русское общество. Подобно Вассиану и, вероятно, не без его влияния высказывался и Герман (Подольный).

Борьба с ересью не закончилась и Собором 1504 года. Раскаявшиеся еретики были отправлены в ссылку, однако и там, несмотря на покаяние, продолжали распространять свои взгляды. В послании Василию III, написанном в 1510–1511 годах, Иосиф Волоцкий с тревогой и горечью замечал: «…князь великий Иван Васильевич, отец твой, по проклятии еретиков Захара Черньца и Дениса попа повеле в темницу воврещи, и сии зле живот свой скончаша и никого же православных не прельстиша. А которые, государь, почали каяться, а отец твой, государь, их покаянию поверил и дал им ослабу, и те много неизреченна зла сотвориша и многих православных христиан в жидовство отведоша»[563]. Волоцкий игумен убеждал великого князя не верить покаянию еретиков и заключать их в темницу «до кончины живота» либо казнить.

В адрес иерархов, участников Собора 1504 года, не раз высказывалось обвинение, что они нарушили традицию христианского прощения еретиков. Здесь нужно сказать, что такое сравнение не совсем правомерно. Строго говоря, еретик — это христианин, неправильно исповедующий догматы. Одни еретики отрицали человеческую природу Христа, другие умаляли его Божественную природу. За многовековую историю Церковь пережила много ересей. Но «жидовская мудрствующие» не были еретиками, поскольку отрицали всё христианское вероучение. Иосиф Волоцкий называл их отступниками.

Инок Вассиан, печаловавшийся за еретиков великому князю, обрушил на волоцкого игумена поток гневных обличений и ругательств. В своих сочинениях преподобный Иосиф приводил много примеров из Ветхого Завета, свидетельствующих о том, что молитва пророков испепеляла богоотступников. В ответ Вассиан язвительно предлагал ему сжечь игумена Юрьевского монастыря Кассиана не огнем, а своей молитвой: «И ты, господине Иосифе, почто не испытаешь своей святости, не связа Кассиана архимандрита своею манатиею (монашеской мантией. — Е. Р.), донелиже бы он сгорел? А ты бы в пламени его связана дръжал; и мы бы тя, яко единою от трех отрок, ис пламени изшедша, прияли!»[564] Гордый инок не стеснялся в выражениях. Он обзывал волоцкого игумена «клеветником святых писаний», «развратником истины», новым еретиком Новатом. Последнее сравнение было особенно оскорбительным. Ведь священник из Карфагена Новат (III век), который выступал против воцерковления христиан, отступивших от Церкви во время гонений, был известен своей неблагочестивой жизнью. Иосиф Волоцкий не решился обратиться к Василию III с жалобой на «хулу и злословие» Вассиана и просил боярина Челяднина заступиться за него перед великим князем: «И мы того ради ныне тебе, господину своему, челом бием, чтоб ты государю пожаловал печаловался».