Нимфа

— Самый оптимальный вариант.

— Оптимальный потому, что твой?

— Хотя бы... Не забывай, что я старше тебя.

— Довод несерьезный. И оптимальный он для тебя а для меня скорее неприемлемый.

— Допустим... Что же ты предлагаешь?

— Буду продолжать учебу,

— А Лика?

— В ясли. Не устроим в ясли — буду носить к какой-нибудь бабке.

— А что, если я сделаю по-своему?

— Как понимать?

— Очень просто. Кто глава в семье? Кто кому должен подчиняться?

— Цитата из «Домостроя», дорогой Жорес.

— Не имеет значения откуда, важен смысл.

— Важно, что она тебе на руку, не так ли? И уж если на то пошло, ты хозяин над собой, но не надо мной. Плохо понимаешь свои права и обязанности...

— Вот как!

— Я — человек свободный.

— Еще одна Кармен?

— Пусть будет так.

— А помнишь, как она кончила?

— Не пугай, ты не Хосе...

— Плохо ты меня знаешь, милая.

— Действительно, убить женщину — совсем не то, что выйти на арену против разъяренного быка.

— Значит, Кармен ищет тореодора? Или уже нашла? — Жорес впервые за весь вечер улыбнулся, но с ехидцей, ме­фистофельской улыбкой.

— А, что с тобой говорить! — Вероника махнула рукой и стала укладывать Лику спать. У девочки уже слипались глазки.

Жорес с важным видом, молча расхаживал по комнате. Вероника не знала хода его мыслей и все больше трево­жилась.

Но вот он остановился перед ней и тоном, не допуска­ющим возражения, произнес:

— Повторяю: я хочу, чтобы ты оставила учебу и заня­лась воспитанием дочери.

— Опять за свое! Как это — оставила? Отдано столько сил, чтобы поступить, а теперь — бросать? Для меня это смерти подобно. Ты, конечно же, шутишь?

Он стоял напротив — высокий, грозный — и подерги­вал ногою, видно, нервничал.

— Нет, не шучу! Говорю серьезней, чем ты думаешь.

— А наши планы? Учиться, жить по-человечески, иметь машину, ездить вместе...

Он резко оборвал:

— С тобой мне ничего не светит!

— Странно. Разве я трачу на себя больше, чем следует? Ты видишь, в чем я хожу? Одно платье трижды перешиваю. Есть у меня лишняя пара туфель, чулок? Все мое богатство на мне. И еще говоришь: ничего не светит... Найди-ка более экономную жену!

— Нет, ты не умеешь экономить.

— Да, не умею — на тебе, на ребенке. Только на себе экономлю. Может, ты хочешь, чтоб я и не ела? Нет уж, бу­ду — надо кормить дочь. Нужно молоко.

— Не преувеличивай своей роли. Ты делаешь то, что и любая самка — без участия разума, подсознательно. Ни больше, ни меньше.

Вероника взорвалась:

— Пусть я поступаю подсознательно, как самка, но та­кого сознательного трутня вижу впервые...

Выговорила это и чуть не разрыдалась. Думала, Жорес разозлится, накинется на нее с кулаками. Но ничего этого не произошло. Только еще энергичнее стал ходить из угла в угол — у Вероники даже в глазах зарябило.

Наконец остановился, словно вспомнил о чем-то. Швырнул на диван пижаму, снял тапки, надел костюм, туфли. Взял большой желтый портфель и ушел на кухню.

У Вероники тревожно забилось сердце;

— Ты что — обиделся? Извини, пожалуйста...

Жорес ничего не ответил, продолжал что-то искать и складывать в портфель.

— В командировку собираешься?

Опять ни слова в ответ. Вернулся в комнату, достал из шкафа несколько рубашек, галстуков.

«Надо ж было ляпнуть такое...— уже ругала себя Ве­роника.— Молчала бы, прикусив язык, голова садовая...»

— Куда же ты? — спросила она дрогнувшим голосом, когда Жорес направился к выходу.

— Предоставляю тебе свободу... — ледяным тоном отве­тил он и хлопнул дверью.

Хлопок этот острой болью отозвался в душе Вероники, казалось, ее одну оставили в камере-одиночке, оторванную от мира, от людей, от всего живого...

И она залилась слезами — от жгучей обиды на мужа, на себя, на свою неудавшуюся молодую жизнь. Если б не Лика, ни минуты не оставалась бы в этом ужасном заточе­нии. Пошла бы куда глаза глядят, чтобы не видеть, не ды­шать одним воздухом с тем, кого по ошибке молодости имела глупость назвать своим мужем. Ах, какая она несусветная дура, послушная овца! Разве нужно ей было это замужество? Да кому угодно, только не ей!

Немного успокоившись, рассудила: никуда он не денется, погуляет с дружками и вернется. Не такой он простак, так чтобы оставить свое богатство, квартиру, отнятую у несчастной женщины, которая четыре года молилась на него, кормила и поила, а он в итоге наплевал ей в душу и отправился на поиски новой жертвы.

Вероника теперь готова была поверить в его роман со Светой. Жорес не из тех, кто легко упускает лакомый кусок.

В кроватке тихо посапывала дочурка. Вероника осторожно взяла ее на руки и сразу отлегло на сердце. Стало ходить нею по комнате и нежно напевать знакомую с детства колыбельную. Это безмятежное и чистое существо ничего не хотело знать, ему было все равно, дома отец или ушел, придет поздно ночью или вовсе не вернется. Золотая, неповторимая пора в жизни человека.