Нимфа

Вероника постояла у окна, посмотрела с высоты третьего этажа на вечерний город. Среди тысяч мерцающих огоньков выделялись ярко-красные и зеленые огни реклам. Проносились легковые машины, куда-то спешили или, наоборот, медленно брели запоздалые пешеходы. Город продолжал жить, казалось, он в такой поздний час без устали трудиться и не нуждается в передышке.

А вот она наконец измогла. Неужто придется бросить стационар и переходить на заочное отделение? Идти работать и воспитывать ребенка — одной? Не возвращаться же к матери... Вышла замуж, родила дочку, и снова под родительское крылышко? Нет-нет! Будь что будет... Из этой квартиры она никуда не уйдет, и выселять ее никто не посмеет, закона такого нет. А уж Лику как-нибудь поставит на ноги, выведет в люди. Жизни на это не пожалеет. И ни у кого помощи просить не станет, сама будет бороться с трудностями.

Слезы застили глаза и беззвучно падали на одеяльце, в которая была завернута малышка. Ах ты, доля бабья, горькая! В самом начале жизни — и такая неудача! Только бы хватило сил одолеть все превратности судьбы и выстоять, снести до конца грозныя удары. И все это ей одной — с ее хрупкой фигурой, слабыми руками, не знавшими тяжелой работы.

Вероника пока не верила в окончательный разрыв, но чувствовала сердцем — к этому все идет. «Ну что ж, лучше раньше, чем позже,— сказала она себе,— так жить нет никакого смысла». Конечно, хотелось бы вместе подра­стить дочку. Что она одна — без помощи мужа, без денег?

...Жорес в это время катил троллейбусом к Рите. Он намеревался пожить у нее недельку или две, а там пере­браться в общежитие, С аспирантурой ему здорово повез­ло. На кафедре журналистики работал хороший его друг, и Ляховского, как говорится, приняли на «ура». Все слыша­ли об этом журналисте, читали его очерки, статьи. Удиви­ло их лишь одно: зачем человеку место в общежитии? А тот объяснял: дома грудной ребенок, невозможно со­браться с мыслями. Наука есть наука, она требует полной отдачи...

Жореса выслушали и пошли на уступку. А он о боль­шем и не думал. Пусть теперь Нимфа кусает локти! При­кидывалась наивной, а в действительности, видно, только и мечтала, как бы покрепче привязать его к семейной ко­лымаге. Нет, еще не родился тот человек, кто смог бы на нем ездить... Не таков Ляховский...

Теперь перед ним была программа-минимум: жить ти­хо, скромно, все основное время отдавать науке, изредка пописывать в газеты, чтобы иметь приработок к скромном аспирантской стипендии, а главное — приглядываться к аспиранткам с готовыми диссертациями на руках, даже к кандидатам наук, у которых уже есть все, кроме мужа...

18

Но пора вернуться к капитану Пашке Корицкому, ко­торого мы оставили в троллейбусе, когда он увидел в окно Веронику Живулькину.

Он хотел было выйти на следующей остановке, но пере­думал — кто знает, что за человек шел с ней? Возможно, муж? Была бы Вероника просто знакомая, тогда ничего. Но Пашке казалось: всему миру известно, что она значит для него. Поэтому он ехал дальше и мучительно разду­мывал: что делать? На широкой площади — кажется, эдесь прежде была Комаровка,— у большого здания на углу он заметил зеленую будку горсправки. На ближай­шей остановке вышел, вернулся к будке, у круглого окош­ка которой толпилось человек шесть.

Перед Пашкой стояла средних лет женщина, со вкусом одетая, с черной хозяйственной сумкой в руках, и нетерпеливо поглядывала на часы. Когда подошла очередь, она наклонилась к окошку и спросила усталым голосом:

— Мне, пожалуйста, адрес Вероники Живулькиной. Она журналистка, пишет в газетах...

Женщина из горсправки переспросила фамилию:

— Живулькнна. Живулькина Вероника...

У Корицкого сильно забилось сердце, стало жарко в груди. Надо же — такое совпадение! Два человека однов­ременно интересуются Живулькиной. Вместе с тем он на­сторожился: кто эта женщина, зачем ей нужна Вероника? И как ему быть? Неужели тут же опять спрашивать адрес Живулькиной? Не будет ли это смешно выглядеть? Оче­редь тем временем подвигалась, женщине велели ждать ответа. Пашка отошел в сторонку. Дождался, когда жен­щина рассчиталась за справку, и, набравшись смелости, тронул ее за рукав:

— Простите, пожалуйста, но так совпало, что... Меня когда-то познакомили с человеком, о котором вы брали справку. Кто она вам, если не секрет? Не родственница?

Женщина доверчиво посмотрела на Корицкого и улыб­нулась:

— Вы сказали — познакомили с человеком. Как это звучит. Сейчас только и услышишь: «Эй, женщина, вы что-то уронили» или «Женщина, не топчитесь под нога­ми». Вроде и слов-то других нет... Хорошее, благозвучное обращение «товарищ» почему-то слышишь все реже и ре­же. Чем это объяснить? Или взять «гражданин». Вовсе за­бытое слово. Быть может, вызывает неприятные ассоциа­ции? «Гражданин начальник», «гражданин прокурор», «гражданин, следуйте за мной...» Как по-вашему?

Корицкий не знал, что ответить. Да и не лингвистиче­ские проблемы его сейчас занимали. Женщина, очевидно, поняла это и тут же добавила:

— Но это между прочим... Так вы говорите, вас когда-то знакомили с Живулькиной?