— Что ты сейчас чувствуешь?
— Я слышу бархатистый голос, и меня он успокаивает. Он поет I put one hand on your round ripe heart.
— Тебе нравятся эти слова?
— Не в них дело. Следом он поет And the other down your panties, и у меня сжимается сердце.
— Почему?
— Просто такой момент. Вдруг, среди этой красивой улицы, среди моего блеклого настроения и усталости, я слышу его заигрывание. Я моментально влюбляюсь в него.
— В Ника Кейва?
— В кого же еще.
— Что ты делаешь дальше?
— Я ухожу. Я звоню Алану и говорю, что я передумала с ним встречаться. Я иду домой, включаю пластинку с его голосом. Весь вечер я лежу и представляю нас вместе с ним.
— С Ником?
— Да, потом я ищу в Гугле его следующее выступление, и у меня назревает план.
— Какой план?
— Я не могу позволить себе разлюбить его. Я не могу вечно цепляться за недостойных мужчин. Мама всегда говорила мне, что меня никто не достоин.
— Почему?
— Потому что я всегда идеализирую людей. Так всегда и оказывается. Когда я влюбляюсь в кого-то, он оборачивается не таким, каким я его себе представляла. И потом мне ужасно стыдно.
— Почему тебе стыдно?
— За то, что я так его любила. Я не позволю, чтобы с Ником так случилось. Я не позволю ему оказаться не таким замечательным, как я его себе представляла.
— А каким ты его себе представляла?
— Идеальным любовником, нежным, умным, красивым. Но он не так красив, и я это знаю. И если я к нему подойду, он не будет вести себя так, как я ожидаю.
— Нина, что за план у тебя на уме?
— Я хочу убить его.
— Зачем?
— Чтобы он навсегда остался таким же идеальным, какой он в моем воображении.
— Это поможет?
— Да. Он не успеет оказаться не тем человеком.
— Нина, выйди из этой двери. Вернись в коридор.
— Вернулась.
— Теперь зайди в дверь, где сейчас пятнадцатое сентября.
— Я здесь. Я иду по коридору, где гримерки.
— И что ты делаешь?
— Я захожу в его гримерку, прошу разрешения прибраться. Он сидит у зеркала, вокруг него маячит визажистка.
— Что ты делаешь?
— Я подхожу к нему и говорю, что я очень люблю его.
— Что он отвечает?
— Он благодарит меня и говорит, что очень любит всех своих фанатов. Меня это огорчает, ведь я не все. Я не такая, он не представляет, что он значит для меня сейчас.
— А какая ты?
— Я влюблена в него по-настоящему. Он не представляет, какую гамму чувств его музыка вызывает во мне.
— Что ты делаешь дальше?
— Я прошу его дать мне автограф и жму ему руку. Он расписывается в моем блокноте. Я говорю ему «прощай», забираю пакет из мусорной корзины и выхожу. Переодеваюсь и иду на улицу.
— Нина, это ты убила Ника Кейва?
— Да.
Глава 6
Никогда еще эриксоновский гипноз так не помогал ему. Он был ошарашен ответом Нины, и все еще не мог поверить в это. Он вывел ее из гипноза так же медленно, как и вводил. Она должна была все помнить, но он не был уверен.
— Ты осознаешь, что только что дала мне признание?
— Да.
— Что мы будем теперь делать, Нина? Как ты могла?
— Я не знаю. — Она заплакала.
Роберт обнял ее и попытался успокоить.
— Зачем ты это сделала?
— Ты и так все слышал. Я просто влюбилась.
— Нина, я не знаю, как нам дальше быть. Но только не этот ответ, нет! Я не смогу помочь тебе, если ты не признаешься, что у тебя проблемы с психикой.
— Я не могу в этом признаться.
— Убитая собака говорит сама за себя. У тебя были проблемы еще в детстве.
— Это не так, я просто была глупым ребенком. У меня нет психических проблем, просто однажды я пришла к неверным выводам.
— Эти выводы не просто неверные, они смертельные! Ты просто чертовски запуталась, Нина!
— Я делала это все сознательно. Я понимала, что делала. Я хотела этого. Я хочу этого всегда, когда влюбляюсь. Так проще и лучше. Если человек мертв, он не сможет меня разочаровать. Это то, что случилось с Эдди.
— Эдди имеет сильное влияние на тебя. Это не очень хорошо.
— Эдди — мой единственный и самый сокровенный возлюбленный, не смей его трогать!
— Прости. Но я буду настаивать на твоей невменяемости.
— Мне нужно заварить еще чаю, — сказала она и ушла на кухню.
Роберт очень хотел, чтобы рядом оказался кто-то, кому он мог бы снова сказать: «Я же говорил!» Но чем больше было это желание, тем хуже ему становилось. Съеденный завтрак рвался наружу, его тошнило. Он разгадал преступление, и в то же время ему хотелось, чтобы всего этого не было, чтобы Нина сейчас вошла в комнату и сказала, что она пошутила. Он не мог представить себе, как она хладнокровно продумывала это убийство, как готовила яд, какие черные мысли были у нее в голове. Она — психопатка, Роберт это понимал, но надеялся, что он ошибается. Маленькая надежда все еще теплилась в его сознании. Он услышал обрывки фраз Нины, доносящихся из кухни. Как будто она шепотом говорила с кем-то.
— Я должна это сделать. Я знаю, что это плохо, но иначе у меня нет шансов выплыть из этой истории.
У Роберта зазвонил телефон.
— Роберт Пэл? — прозвучал мужской голос. На фоне было слышно металлическое постукивание, как будто на том конце провода складывали в утку инструменты.
— Да, чем могу помочь?
— Это Гарри Гофман, судмедэксперт. Вы просили перезвонить, как только я сделаю вскрытие Алекса Коула.