В 1984 году Робер Риччи познакомился с ювелиром Морисом Брэдденом, что ознаменовало очередную веху в развитии дома Нины Риччи. Морис Брэдден основал свою компанию «D’Orlan Jewellers Ltd.» в 1957 году в Торонто. Ранее он учился у французского ювелира Марселя Буше (который, в свою очередь, в 1920-х учился у Пьера Картье). Буше основал компанию «Marcel Boucher & Cie» в Нью-Йорке в 1937 году. Морис Брэдден переехал в Торонто и открыл свою компанию, производившую ювелирные украшения под собственной маркой и бижутерию эксклюзивно для Буше. Марсель Буше умер в 1966 году, и его жена Сандра, тоже дизайнер, взяла на себя управление компанией. В 1979 году «Boucher» полностью перешла в собственность канадской компании «D’Orlan Industries» из Торонто. Маркировку украшений изменили на «D’Orlan». К началу 1970-х годов «D’Orlan» успешно продавала свои ювелирные изделия в Северной Америке, Европе и Японии. Все украшения этой компании славились высоким качеством исполнения и вниманием к деталям. Ювелиры «D’Orlan» использовали уникальные элементы дизайна, высококачественную имитацию драгоценных камней, исключительно австрийские кристаллы и стразы, японское стекло и искусственный жемчуг, а также различные виды эмалей. В 1984 году компания вступила в партнерство с домом Нины Риччи. Вместе компании разработали высококачественный процесс нанесения покрытия, который высоко ценился и включал в себя тройное покрытие 22-каратным золотом поверх оловянной основы, что обеспечивало постоянство цвета. В итоге бижутерию и драгоценности от «D’Orlan» и «Nina Ricci» стали продавать по всему миру как в фирменных бутиках Нины Риччи, так и в других элитных универмагах и бутиках.
Сотрудники дома Нины Риччи в то же время продолжали борьбу за свои права. Очередной крупный скандал произошел в конце 1983 года, когда готовилась коллекция весна – лето следующего сезона. Выяснив, что работникам соседних домов моды платят больше, члены профсоюза дома Нины Риччи решили заставить руководство повысить зарплату. Но для этого следовало «раскачать лодку». Чтобы вызвать реакцию среди сотрудников, на профсоюзной доске объявлений, которая висела возле автомата по продаже напитков, разместили платежные ведомости работников Живанши, Унгаро, Сен-Лорана, наглядно доказывавших, что им платят намного больше, чем у Нины Риччи. Эффект походил на взрыв бомбы. Работники были в ярости: неприятно признавать, что за ту же работу им платят меньше, чем в других домах высокой моды. Первые встречи с руководством по поводу заработной платы оказались безрезультатными, и профком решил обсудить проблему с персоналом в столовой, во время обеденного перерыва.
После тайного голосования по последним предложениям руководства 80 процентов персонала, в основном рабочие[77]
, оказались ими недовольны и решили объявить забастовку. В знак солидарности меньшинство, не проголосовавшее за забастовку, присоединилось к большинству. Всего четверо сотрудников вернулись к работе. Члены профкома также провели беседу с персоналом, занимавшимся прет-а-порте, которые продолжали работать на улице Капуцинок, и те присоединились к забастовщикам.После того как персонал принял решение о проведении забастовки, руководству сообщили, что работа остановлена. Разъяренные менеджеры отказались от переговоров, если сотрудники немедленно не возобновят работу. Однако опыт показывал: если забастовщики возвращались к работе, руководство удовлетворяло только малую часть требований. Поэтому профком постановил не возвращаться к работе без конкретного соглашения, подписанного между руководством и представителями персонала. Забавно звучит описание Владимира де Кузьмина в контексте данного конфликта: «Он был приятным человеком, но злым и упрямым»[78]
. Он отказался принять должностных лиц профкома, сделав ставку на профессиональную совесть работников и надеясь, что они сдадутся. Надо сказать, что сотрудники дома действительно болели за свое дело и тревожились по поводу выхода новой коллекции, но их убедили продолжать забастовку и добиваться результата.