Нина Риччи

«Модный альбом Фигаро» писал, что вечерние платья парижских осенних коллекциий были самой сутью высокой моды – формой сопротивления. Когда летом 1944 года союзники вошли в Париж, Люсьен Лелонг, Робер Риччи и другие представители домов высокой моды активно распространяли идею, что кутюрье противостояли нацистам, демонстрируя парижский стиль при полном дефиците, что британская и американская пресса назвала «сопротивлением важных персон». Многие после окончания войны считали, что белые, красные, синие ромашки и другие мотивы, напротив, подтверждали преданность режиму Виши из-за близости к изображениям на пропагандистских плакатах петенистов. Однако для женщин среднего класса покупка двух шарфов для изготовления крестьянской юбки не означала, что они поддерживают лозунг «Возвращение на землю», просто эти аксессуары продавались без карточек.

Люсьена Лелонга после войны судили за сотрудничество с нацистами, но оправдали, а сейчас официально считается, что он спас высокую парижскую моду… Французская писательница Мишель Кон пишет, что желание связать эту работу с серьезной формой сопротивления «невыносимо» – «невыносимо для памяти жертв и тех, кто прошел через пытки». Надо признать, не только кутюрье шли на сделку с нацистами, но и другие представители мира искусства. В Париже, например, проводились салоны, в которых участвовали художники-французы: «Художники французского происхождения, имеющие хорошую репутацию, могли продолжать выставляться до тех пор, пока они ставили свои подписи под документом, озаглавленным: “Я удостоверяю, что я француз, а не еврей”. Источник – страницы подписей из Осеннего салона 1942 года»[48]. Правительство Виши, имевшее влияние в оккупированном Париже, приветствовало возрождение национального французского искусства, а нацисты в столице пытались оживить культурную жизнь Франции. В июне 1942 года в галерее Франции состоялась групповая выставка картин фовистов (среди них – Р. Дюфи). Картины фовистов посылали в Испанию, Португалию, Швейцарию. Но такие действия часто называют «пассивным сотрудничеством», словно снимая с участников ответственность. Еще в 1937 году в Берлинской академии искусств под покровительством Геринга и французского посла в Германии прошла выставка «Современная французская живопись». Среди прочих там были представлены три картины Рауля Дюфи, три картины Анри Матисса, тоже активно выставлявшегося позже, во время оккупации, в Париже. Одну из выставленных скульптур приобрел Адольф Гитлер. В каталоге выставки указывалось место рождения каждого художника и подчеркивалось, что участники – только этнические французы. Гитлеру можно было не беспокоиться, что среди них окажутся евреи, которые активно творили во Франции в первые десятилетия XX века. Если говорить о степени принятия фашизма как зла, то, конечно, большинство его не одобряли и не участвовали в преступлениях (хотя подача списков евреев вполне может походить на соучастие), но сотрудничали с этим злом. Мотивы теперь выяснить практически невозможно.

Кроме проблемы функционирования дома моды перед Робером Риччи стоял и другой вопрос: обеспечение пропитанием персонала. Он сумел арендовать ферму в Анжу, где располагались Комендатура Запада Франции и региональный центр гестапо. Здесь же возникла одна из наиболее эффективных организаций Сопротивления (кстати, в Лионе тоже действовала весьма сильная группа Сопротивления: некоторые из тех, кто активно сотрудничал с нацистами, на деле являлись членами Сопротивления и поставляли важную информацию). Осознавая стратегические преимущества Анжуйской территории, армия и администрация Германии имели на ней штаб-квартиру западной военной администрации, обладавшей полномочиями в семнадцати департаментах от Нормандии до Испании, штаб-квартиру военно-морских сил на Атлантике и Ла-Манше, штаб-квартиру военно-воздушных сил в Атлантическом регионе. Военное руководство постепенно начало дублировать полицейские функции (охрана, полиция, пропаганда) и медицинские (госпитали, клиники, психиатрические лечебницы).