Нёкк

Почти все девицы в толпе вооружены: в руках у них толстые палки, некоторые с острыми ржавыми гвоздями на конце, камни, булыжники, ломики, кирпичи и пакеты с неизвестным содержимым – как думаете, что у них там? Говно, ссаки и менструальная кровь. Фуу. По телевизору говорят, ходили слухи, что радикалы скупают в огромных количествах нашатырь и чистящие средства для духовок, вроде бы из этого делают взрывчатку, хотя на сто процентов дядья не уверены – может, там и другой состав. Но если у кого и обнаружится взрывчатка из чистящих средств для духовок, то у этих девиц, потому что, решают дядья, у девчонок такие средства всегда под рукой.

CBS на миг переключился со старика Кронкайта на прямую трансляцию шествия. Большинство включает канал CBS, чтобы послушать, как старик Кронкайт прокомментирует те или иные события, но дядья довольны, что вместо Кронкайта в прямом эфире трансляция с улиц Чикаго. А то старик Кронкайт как-то в последнее время подобрел, полевел, задрал нос и надменно, что твой пророк, вещает с высот истинной журналистики или чего уж там. Куда интереснее своими глазами увидать, как обстоят дела на самом деле, без прикрас.

Вот вам пример: девицы шагают по проезжей части на юг. Это событие. Новости как они есть. Особенно сейчас, когда подъезжает патрульная машина и девицы, вместо того чтобы броситься врассыпную, нападают на полицейских! Разбивают сирену бейсбольными битами! Забрасывают окна камнями! Бедняга полицейский выскакивает в противоположную дверь и – подумать только! – пускается наутек, как мальчишка! Он улепетывает со всех ног, несмотря на то, что это всего лишь девчонки: их там сотни и настроены они решительно. Девицы окружают машину, точно муравьи жука, которого собираются сожрать. Заводила с лошадиной мордой кричит: “Раз-два-взяли!”, и они переворачивают полицейскую машину! Дядья такого отродясь не видали! А девчонки радостно вопят и устремляются дальше, скандируя лозунги. Сирена патрульной машины гудит, но уже не на полную мощность, а тихонько и как-то обиженно. Скулит и жалобно хнычет. Как электронная игрушка, у которой вот-вот сядут батарейки.

Девчонки кричат вслед убегающему полицейскому:

– Эй ты, свинья! Хрю-хрю! Чух-чух!

И это едва ли не лучшее, что дядья видели за месяц по телику.

9

От гостиницы “Конрад Хилтон” до места, где будет съезд, неблизко. Национальный съезд Демократической партии пройдет на стадионе в районе бывших скотных дворов, километрах в семи от гостиницы. Но на стадион и мышь не проскочит: ограждения из колючей проволоки, патрули из бойцов Национальной гвардии, все канализационные люки засмолили намертво, на всех перекрестках блокпосты, даже самолетам закрыли небо над стадионом. Так что как только делегаты окажутся внутри, до них будет не добраться. Потому-то демонстранты и собрались у “Хилтона”, где остановились все делегаты.

Ну и из-за вони, конечно.

Ни о чем другом Хьюберт Хамфри и думать не может. Служащие пытаются ему объяснить, как именно будут проходить дебаты о прекращении войны во Вьетнаме, но стоит вице-президенту обернуться, как он снова чувствует этот запах.

Кому только в голову взбрело проводить съезд возле скотобойни?

Он чувствует их, чувствует их запах, слышит их, бедных животных, которых сгоняют в кучу и уничтожают сотнями каждый час, чтобы накормить процветающую страну. Привозят детенышей, увозят куски мяса. Он чувствует запах свиней, обезумевших от ужаса, висящих на крюках свиней с распоротыми животами, из которых хлещет кровь и лезут кишки. Чувствует запах прозрачного неочищенного нашатырного спирта, которым моют смердящий тухлятиной пол. От ужаса перед смертью звери испускают крики и вонь, и страх их слышишь и обоняешь. Химический вздох миллионов подавленных животных криков, который ароматизируют и выпускают в воздух, – кислый мясной душок.

Манящий и тошнотворный запах кровопролития. То, как тело откликается на чужую смерть.

Над забором с колючей проволокой высится пятиметровая куча навоза, похожая на вигвам, словно ее накидал какой-то безумный копроман. Куча печется на солнце, и кажется, будто древнее зло выплыло на поверхность из самого плейстоцена. Животная грязь, вонь которой пропитывает воздух, одежду, волосы.

– Что за гадость! – кривится Три Ха, указывая на гору дерьма.

Охранники смеются. Они сыновья фермеров, а он – аптекаря, и с такими вот физиологическими проявлениями прежде сталкивался лишь после того, как их смоют в унитаз и побрызгают в воздухе освежителем. Сейчас же ему хочется сунуть нос себе под мышку. Запах давит, словно он тяжелее воздуха. Как будто моральное разложение целого мира обрело размер и форму здесь, в Чикаго.

– Зажгите спичку! – командует один из агентов товарищам.

От Хамфри по-прежнему воняет. Горничная говорит, что ванная комната готова. Слава богу. Душ ему нужен сейчас не для того, чтобы мыться, а чтобы облегчить боль.

10

Фэй провела в камере почти девять часов, когда появился призрак.