Ниоткуда с любовью

Она всегда старалась делать то, что считала нужным и добивалась того, что хотела. Полина вычитывала все это из обрывков ее мыслей, выложенных совершенно чужому человеку, будто на исповеди, брошенных вскользь намеков и из пространных комментариев. Многое Денис не знал, многое не улавливал сразу так ясно, как улавливала она, Полина, но интуитивно он всегда чувствовал Нину вернее ее родной сестры. И читая, Полина изумлялась тому, насколько лучше, чище была ее сестра, не сворачивающая и не собирающаяся сворачивать с выбранного пути. Ее сестра, в отличие от того, как думала о ней Полина, делала все не из-за воли и одобрения родителей, а из собственных принципов, установившихся, казалось бы, раз и навсегда. И в одних своих мыслях Полина уже казалась себе хуже.

А потом Полина обнаружила, что одно из писем предназначено ей. Оно лежало среди прочих писем Дениса и Нины, и знакомым почерком тонкой ручкой на нем было выведено одно слово: «Полине».

Девушка даже застонала сквозь зубы. Как будто Нина знала, что однажды Полина все же доберется до ее переписки с Денисом.

Ее сестра все тщательно распланировала. Именно мысли об этом заставили Полину схватиться за коробок со спичками. Она была всего лишь в одном шаге от того, чтобы сжечь письмо, даже не прочитав его, но в последнюю минуту все же одернула руку. И развернула листок бумаги. Как бы не съедал ее гнев, она не могла просто так поддаться ему, ведь это будет означать, что она проиграла. И она решительно вчиталась в строки письма.

«Возможно, дорогая моя Полька, ты постоянно спрашиваешь себя, когда наступит предел моим письмам и сколько их еще заложено в моем рукаве? Не волнуйся. Очень скоро это прекратится. Я чувствую, что как ни парадоксально, но эти письма делают меня ближе к тебе. Я будто начинаю лучше понимать и тебя, и себя.

Когда я была рядом, каждый день я видела тебя, смотрела на себя в зеркальное отражение и не могла постичь одну вещь: ты моя сестра, родная, ты ближе мне, чем родители, ближе, чем самые верные друзья, и все же, мы никогда, с тех самых дней, когда под музыку Шопена, я танцевала, а ты подыгрывала на фортепьяно, не могли найти с тобой взаимопонимания, гармонии.

Почему так? Почему мы совпадаем друг с другом в своих чувствах, но не совпадаем в мере, времени, степени их выражения? Почему иногда все держится на волоске, но связывает прочнее самых крепких уз? Почему жизнь настолько непредсказуема, что даже личные профессиональные травмы достижения мы воспринимаем сквозь призму своих отношений с окружающими? Почему так трудно решиться довериться кому-то, а потом невозможно от этого отказаться? И самое главное — на какое время даны нам все эти связи и отношения, то прочные, то крепкие? До какой степени натянута струна, и насколько она прочна? И если срок ее службы мал, то зачем нам вообще все это нужно? Стоит ли начинать привязываться, если страдать приходится вдвое и втрое больше, чем испытывать положительные эмоции? Если бы мы знали ответы на эти вопросы, быть может, никогда в жизни не пришлось бы больше метаться и сомневаться в самих себе… Поэтому я приняла решение больше не говорить о нас. Со стороны всегда видно лучше и я хочу поговорить о тебе.

В один из тех, примерно дней, когда я еще валялась на злополучном диване с больной ногой и выходила только с тобой за ручку два раза в неделю посидеть у подъезда — вот в этот день, в который, как бы ты сейчас сказала «жить особенно не хотелось», мы обе остались дома. Ты не убежала ни по каким делам, ну и я, соответственно, не убежала тоже. Ты как всегда куталась в старый, прожженный сигаретами плед и молчала. Ты ведь всегда молчишь, когда тебе плохо; молчишь, и не думаю, что кто-то из твоих хваленых университетских друзей, считающих тебя вечно веселой клоунессой, знает об этом. И я понимала, что лезть бесполезно — ты ведь и так огрызнулась на меня уже несколько раз. И только вечером ты сказала одну фразу, только одну: «Быть может, глупо говорить это, но, похоже, я потерялась в своей жизни».

Ты потерялась? Ты! Которая лучше всех знает, что ей делать. Ты потерялась. Я знаю, бывает, теряются и в трех соснах, но в твоем случае сосен было всего две, и они стояли рядом. Одним словом, я не поверила тебе. Но мы много говорили тогда — не знаю, помнишь ли ты тот разговор? И лежа как всегда ночью без сна меня пронзила эта мысль о письмах. Просто я не знала, как ее исполнить. Все это было уже потом и просто удачно совпало…