Иллюминатор был справа. Ему повезло (или нет?!) видеть, как самолет закладывает вираж над городом («Уши тоже закладывает… А какая разница в смысле!»). Край крыла мелко вибрировал (Тихонов вспомнил, как в детстве, летая самолетами к бабушке в Ростов, всегда показывал отцу на трясущееся крыло и просто требовал ответа — а что будет, если…). Соседи по ряду сидели, как и было приказано, согнувшись и укрыв голову руками. Крики в салоне казались оглохшему Тихонову очень далекими; по проходу прошел один из этих гадов с автоматом, выкрикивая что–то на своем языке. Когда он поравнялся с Тихоновым и увидел, что тот спокойно смотрит в окно, не выполняя приказа, то закричал еще громче, привлекая внимания второго такого же урода с пистолетом.
Они вдвоем встали напротив непонятного пассажира, один щелкнул затвором, второй ткнул стволом вниз, приказывая склониться. Тихонов медленно протянул к нему левую руку и показал средний палец, после чего повернулся к иллюминатору и постарался все запомнить, как следует — до столкновения с Всемирным Торговым Центром осталось чуть больше двух минут.
11 сентября 2001 года стремительно проносилось вместе с ним по небу Нью–Йорка, сокращая расстояние до девяносто первого этажа с каждой секундой…
Сон приходил урывками, какими–то фрагментами, сквозь которые проступали стрелки часов на мрачной стене напротив окна. Погрузиться полностью в спасительное забытье не представлялось возможным, потому что так уж повелось у Тихонова — он всегда такими ночами ждал телефонного звонка. Лежа на застеленной белой, накрахмаленной, но уже смятой простыней кушетке в своем кабинете, наслаждаясь доступной в данное мгновенье тишиной и спокойствием, он не давал себе забыть о том, что уже через секунду этот покой может быть нарушен громкой, отвратительной трелью телефона в полумраке комнаты. Зная за собой рефлекторную дурацкую привычку вскакивать по звонку практически не задумываясь, он всегда оставлял в коридорчике свет — чтобы спросонья не налететь головой на угол книжной полки, что просто демонически нависала над столом.
Спал он, как всегда — не раздеваясь, лишь сняв халат да выложив из карманов несколько ключей, «Паркер» и несколько мелких денежных купюр (вся эта мелочь имела обыкновение разлетаться в разные стороны во время ворочаний во сне, а потом с огромным трудом возвращалась на прежнее место в карманы). Комната тускло освещалась телевизором, на экране которого сменяли друг друга ночные сериалы; встать и выключить его желания не было, пульт около полутора лет назад украла какая–то сволочь — короче, телевизору предстояло честно отработать до утра…
Звонок был, как всегда, чертовски предсказуем, и в то же время крайне неожиданен. Этот мерзкий звук Тихонов слышал уже шесть лет — ровно столько, сколько работал дежурантом в хирургическом отделении городской больницы. Со словами «Ну вот, поспал, мать его…» он подскочил, как ужаленный и, босиком пробежав через кабинет, поднял трубку:
— Тихонов… — пересохшими от обезвоженного калорифером воздуха губами прохрипел он, сам от себя не ожидая подобного тембра голоса. На том конце возникла пауза — видимо, там тоже сначала не поняли, с кем имеют дело:
— Сергей Алексеевич?.. Это вы?
— А кто же еще здесь может быть в три… В полчетвертого ночи, — уточнил он, кинув взгляд на часы, в которых отражался голубой прямоугольник телевизора.
— Сергей Алексеевич, тут позвонили… Короче, везут, надо вам срочно… Огнестрельное…
— Куда? (А в голове сразу «Только бы не в грудь и не в живот…»)
— Я пока не поняла… Они просят реанимацию и операционную!
…Фельдшерица, подгоняя четырех солдат, вытаскивающих носилки из залитой кровью «санитарки», на бегу рассказывала Тихонову, задыхаясь от волнения:
— Они пулемет… Ставили на танк… Сломалось что–то, так они… Сняли, часа три возились, а потом… А он обратно никак не… Короче, он двумя руками взялся за ствол, к животу… А кто–то толкнул… Там на спине… А входное в проекции печени…
Тихонов и так уже все понял, едва увидев обмотанное ватниками тело прапорщика — темно–вишневая кровь напитала бинты, вату, бушлат, теплые штаны. Он знал все наперед на ближайшие полчаса–час…
На разрезе — простреленные печень и правая почка, снесена напрочь вся поясничная область («Вот так пулеметный патрон!» — подумал про себя Сергей, заталкивая в брюхо полотенце, мгновенно пропитывающееся кровью); анестезиолог пытался быстро прикинуть кровопотерю и объем переливания, санитарка не успевала выносить окровавленное белье, операционная сестра на ходу натягивала перчатки… Все были при деле, но дело обещало оказаться бесперспективным.