Niro. Сборник рассказов.

Сжатые зубы, усталый взгляд; нервные трясущиеся пальцы быстро набирают ответ; руки быстрее мозга реагируют на появление опечаток, «Backspace» нажимается автоматически, допускать ошибки не дает высшее образование. Слова выстраиваются в строчки, предложения накатывают друг на друга, отставая от хода мыслей. На тихое щелканье клавиш накладывается шепот — губы машинально проговаривают каждое слово, следующее за напечатанным.

— …Мое мнение…не совпадает… Там надо… Вы сами видели когда–нибудь… Нельзя об этом говорить как… Хочу поделиться с вами и всей аудиторией форума…

Еще через несколько минут письмо было окончено. Тихонов облизал пересохшие губы и нажал «Send».

**********

Через двое суток после дежурства «со смертельным исходом» Сергей вышел на очередную смену с тягостным ощущением того, что у него началась «черная полоса». Так он сам называл несколько дежурств подряд с загруженными работой ночами.

В течение последнего месяца ему везло, как никогда. Пациенты поступали в основном днем, не очень серьезные, так, ерунда какая–то; оставалось много времени на чтение, телевизор и самосозерцание. Каждый раз, идя на очередную смену, Тихонов успокаивал себя мыслью о том, что вот сегодня все это, конечно же, кончится, больные повалят как с фронта (это он делал с одной–единственной целью — обмануть самого себя…). И ничего не происходило, словно некая сила оберегала доктора от тяжелой работы. Так прошло восемь дежурств. А на девятое он похоронил прапорщика с простреленной печенью.

Он ловил себя на мысли, что постоянно вспоминает этого безвременно ушедшего молодого парня. Сергей успел разглядеть черты его лица, прежде чем оно изменилось до неузнаваемости гримасой боли и не скрылось под маской анестезиолога. У него была родинка на правой (на правой ли?..) щеке, такая маленькая, какая–то детская…

Тихонов исподлобья взглянул на телефон. Что ему сулят сегодня звонки из приемного отделения? Телефон, словно ему не по нраву было то, как на него посмотрел хирург, тихонько буркнул короткими сухими звонками, а потом разродился длинной трелью.

— Межгород, — глупо пошутил сам с собой Тихонов и обреченно поднял трубку.

…Спустя два часа, стоя на крыльце хирургического корпуса с сигаретой, он даже забывал затягиваться — настолько все было неестественно, глупо! Молодой парень, курсант, вступился за свою девушку на дискотеке и получил ножом в бедро. Жизнь вытекала из него вместе с кровью через раненую бедренную артерию; «Скорая» просто опоздала, все старания Тихонова по остановке кровотечения ни к чему не привели. Мальчишка умер на столе от кровопотери, не совместимой с жизнью. Двадцать один год, сын начальника училища, впереди была вся жизнь!

Примчавшийся как на пожар седой майор, начальник медицинской части училища, широко раскрыв глаза, сидел на кушетке в ординаторской хирургии, раскачивался из стороны в стороны и никак не мог смириться с мыслью о том, что курсант погиб.

— Отличник… Николай всегда был на хорошем счету у преподавателей, и не потому что его отец командовал ими… Как же так…

Тихонов молча налил полстакана водки из холодильника, плеснул в кружку воды из–под крана и протянул оба сосуда майору. Тот вскинул на хирурга испуганный взгляд, быстро протянул руки, и точно зная, где и что налито, не ошибся — вода отправилась следом за водкой, а не наоборот. Майор закашлялся, но ненадолго, после чего попытался продолжить причитать, но Тихонов не стал его слушать — оставив в кабинете, вышел в коридор и дописал посмертный эпикриз в коридоре.

Опять за окном рыкнул стареньким мотором санитарный «УАЗик», увозя тело пацана; опять тягостно было на душе от неотвратимости случившегося. В очередной раз Тихонов склонил голову перед тем, что у врача не все и не всегда получается так, как хотелось бы. Он вернулся в кабинет, потревожив задремавшего начмеда скрипом двери, открыл холодильник и налил себе в освободившийся стакан на треть.

Стакан холодил руку. Сергей поднял его на уровень глаз, покрутил, разглядывая эту отраву через грани.

— Водка не улучшает настроение, она его усиливает, — изрек он старую студенческую мудрость. — То есть, если мне сейчас плохо, то будет совсем хреново.

Раздумав выпивать, он поставил стакан на салфетку, покрывающую холодильник и обернулся к майору. Тот вновь заснул, прислонившись спиной к стене. Это напомнило Тихонову, как три дня назад точно так же, только за столом, заснул его ассистент.

Он вдруг понял, как каждый из окружающих его людей — коллеги, медсестры, санитарки и все остальные, прямо или косвенно связанные со случающимися в больнице трагедиями — каждый заключил со смертью молчаливый договор. В двух словах это можно было сформулировать так: «Я тебя не замечаю — и ты меня не трогай». Поэтому–то так вымученно улыбались все вокруг, перекладывая трупы на носилки; потому–то все старались не замечать происходящего, каждый по–своему — кто–то засыпал, кто–то выпивал водки, кто–то погружался в рутинную работу с головой. И каждый надеялся — в следующий раз на этом столе будет кто–то другой, но не он.