Niro. Сборник рассказов.

Линдон молча стоял и, глядя в глаза своему последнему другу, успокаивал самого себя. Ничего нельзя было исправить – все они постепенно оставили этот бренный мир и ушли, каждый по–своему – кто во сне в своей собственной постели, кто застрелился, кто вышел на поверхность без противорадиационного костюма, чтобы напоследок вдохнуть аромат отравленной родины, кто от многочисленных болезней, сражавших ученых и их обслугу с поразительным постоянством. Сорок восемь лет назад их было сто тридцать четыре человека – ученых, обслуги, охранников. Сейчас на поверхности пространство перед Центром украшают сто тридцать два холмика и один скелет – Самюэля закопать Линдон уже не смог, силы были не те. На первых нескольких десятках могил еще можно было увидеть маленькие пластиковые таблички с именами и датами рождения и смерти. На последних уже не было ничего, кроме выцветших бэджей с фотографиями, на которых все они были молодыми.

Периодически Дерек выходил на поверхность (примерно раз в две–три недели), чтобы поправить холмики, которые пытались сровнять с землей неуступчивые радиоактивные ветра; чтобы вернуть на место сброшенные таблички, покосившиеся кресты, унесенные бэджи. Судя по всему, многие таблички уже сменили своих владельцев, некоторые кресты и нагрудные знаки унесло ветром довольно далеко от кладбища – но это не волновало Линдона, как уже ничто не могло заставить сердце этого одинокого профессора биться быстрее.

Он все видел в своей жизни; он похоронил всех своих друзей; он был на самой страшной войне; он был смотрителем самого жуткого погоста в бывшей Северной Америке. Когда–то давно (Линдон считал, что это было в прошлой жизни) ему довелось прочитать в популярном журнале статью о том, что у сотрудников киностудии Джорджа Камерона, снявшего незабываемый «Титаник», на футболках были надписи: «Вы не можете меня испугать – я работаю с Камероном». С тех пор, как случилась Большая Война, Дерек знал свой девиз, а после смерти Самюэля написал его над входом в Центр красной краской, найденной в одной из многочисленных лабораторий.

«ВЫ НЕ МОЖЕТЕ МЕНЯ ИСПУГАТЬ – Я УБИЛ ВЕСЬ МИР».

Некому было читать эти слова – в окрестностях, впрочем, как и на всем североамериканском континенте, не осталось в живых ни одного человека, кроме самого Линдона. Жизнь Дерека с каждой смертью теряла смысл; он уже давно, около двадцати лет назад, прекратил заниматься созидательной, фундаментальной наукой, за которую просто зубами держались его коллеги – он бросил ее, когда полностью осознал свершившееся. Некому будет воспользоваться плодами трудов его и его коллег, никто не оценит по достоинству научные изыскания одного из величайших исследовательских центров, принадлежащего к великой империи Нью–Майкрософт. Многие его друзья согласились с ним, но у них хватило сил порвать нить своих жизней. Ярче всего отпечаталось в памяти Линдона то, как руководитель Центра, Милош Радович, решив покончить с собой, отравил несколько охранников большими дозами снотворного, отобрал у них оружие и прихватил с собой на тот свет еще одиннадцать человек, после чего пустил себе пулю в раскрытый рот.

Люди сходили с ума постепенно, по одиночке приходя к мысли о бесцельности существования в этом подготовленном к вечности Центре. Сначала доктор брал их на лечение, но потом понял необратимость происходящего и помог парочке из них выйти на поверхность в одних тренировочных костюмах. Общественное мнение в лице оставшихся разумными ученых осудило этот поступок, доктор был репрессирован и посажен в подвальное помещение, где благополучно перегрыз себе вены на правой руке и вылизывал раны до тех пор, пока кровь не перестала свертываться. Его нашли в блестящей багровой луже лицом вниз. На стене был кровью намалеван знак их фирмы с незначительными дополнениями, благодаря которым он стал напоминать нацистский крест.

С Самюэлем Кристенсеном они прожили вдвоем довольно долго, проводя много времени в одиночестве, каждый за своим компьютером, встречаясь только за приемами пищи, которые от длительного подземного заточения стали нерегулярными. Лениво поглощая синтетические суррогаты из неприкосновенного запаса, они столь же вяло спорили. Темы их прений были неизменны – война и ее последствия.

«Хороший был оппонент, — с грустью вспоминал Линдон. – Он один из тех, с чьей смертью у меня тоже пропал интерес к жизни».

Уже около года Дерек подумывал о том, как покончить с собой. Способов было много – лекарств после себе доктор оставил предостаточно, оружия тоже было больше чем необходимо; в конце концов, всегда можно выйти на последнюю прогулку на кладбище, причем даже можно успеть выкопать себе могилу и лечь в нее. «Вот только забросать землей меня будет некому…» — грустно констатировал Линдон и бросал эти мысли.