Нишань самани битхэ (предание о нишанской шаманке)

Текст данной рукописи имеет начало и конец рассказа; по основным линиям развития сюжета он совпадает с Цицикарской и Айгуньской рукописями. В изложении событий предания от начала и до конца выдержан единый стиль.

Поэтический образ Тэтэкэ, детальные описания ее путешествия и шаманских действий делают рассказ о приключениях Нишанской шаманки необычайно интересным.

При переводе шаманской части рукописи встретились большие трудности в связи с тем, что, кроме работ Н.Н. Кроткова[9] и А.Д. Руднева[10], до настоящего времени не появлялось специальных работ о живом, не канонизированном маньчжурском шаманстве.

При транслитерации текста была использована система транслитерации маньчжурских текстов, изложенная В.В. Радловым, В. П. Васильевым и К.Г. Залеманом в “Общелингвистической азбуке, составленной на основании русских букв”.

Транслитерация текста дана на основе литературного маньчжурского языка, поэтому чтение некоторых слов рукописи несколько отличается от их транслитерации.

Издатель рукописи приносит свою глубокую благодарность Б.И. Панкратову и Е.П. Лебедевой за помощь, оказанную при транслитерации и переводе текста.

ПЕРЕВОД

1 Много лет назад, во времена Минской династии[11] в деревне Лоло жил юаньвай[12], по имени Балду Баян. [Он был] необыкновенно богат. Прислуги, лошадей [у него было] бесчисленное количество. Он был уже немолод, когда родился сын. Подрастая, достиг [он] пятнадцати лет. Однажды сын собрал [своих] слуг и отправился на охоту к горе Хэнлан. Но на половине пути заболел и умер. С тех пор юаньвай и его жена, опечаленные утратой наследника, [жили], поступая добродетельно, помогали строить храм, молились Фучихи[13], собрав душистые свечи, возжигали курения и просили счастья у духов, помогали бедным, поддерживали вдов и пеклись о сиротах.

2 И так как они прославились добрыми делами, то Верховное Небо смилостивилось, и почти к пятидесяти годам родился [у них] мальчик. [Они] очень обрадовались и назвали его Сергудай[14] Фянгу, потому что [он] родился в пятьдесят лет. Они берегли [своего] сына подобно жемчужине, глаз [с него] не спускали. Когда ему исполнилось пять лет, оказалось, что он уже понятливый, а речь его стала разумной. Поэтому [родители] пригласили к нему учителя и начали обучать его грамоте, знакомить с военным искусством, с конной и пешей стрельбой. Дни мелькали быстро, подобно летящей стреле. И [Сергудаю Фянгу] исполнилось пятнадцать лет. Однажды Сергудай Фянгу явился к отцу и матери и начал просить: “Хочу съездить на охоту, испытать искусство в конной и пешей стрельбе, которому я научился. Хотел бы я знать, что ты, отец, думаешь об этом?”

3 Отец ответил: “До тебя был уже у нас один сын. В пятнадцать лет [он] отправился на охоту к горе Хэнлан и скончался. Мне думается, не отказаться ли [тебе] от поездки?” Сергудай Фянгу возразил [ему]: “В мире людей [я] родился мужчиной. Неужели я, никуда не выходя, вечно буду дом сторожить? Жизнь и смерть зависят от судьбы, с которой родился каждый”. Юаньвай выслушал слова сына и сказал: “Уж если ты желаешь отправиться на охоту, то отправляйся, но возьми с собой Ахалчжи и Бахалчжи. Долго не задерживайся, скорее возвращайся. Да помни, что я беспокоюсь”. На этот наказ Сергудай Фянгу ответил: “Слушаюсь!”, тотчас позвал Ахалчжи и других слуг

4 и приказал [им]: “Утром мы едем на охоту. Подготовьте людей, лошадей и седла. Приведите в порядок оружие, стрелы и луки. Положите в повозку шатер. Хорошенько накормите собак и соколов”. Ахалчжи и Бахалчжи, промолвив: “Слушаемся”, спешно принялись за работу. На следующий день Сергудай Фянгу, поклонившись по обычаю на прощание отцу и матери, сел верхом на белого коня, а Ахалчжи и другим слугам велел следовать за собой. Соколов [охотники] посадили на плечи, собак вели на сворке. Слуги, взвалив себе на плечи сайдаки и колчаны, стрелы и луки, шли стройными рядами позади и впереди [Сергудая Фянгу]. Непрерывный поток повозок и лошадей представлял собой веселое и пышное зрелище. Старые и малые в деревне — все вышли на улицу посмотреть [на шествие].

5 Все благоговейно восхищались [ими]. Охотники гнали лошадей, быстро продвигались вперед и вскоре прибыли к охотничьей горе Эньдэньдэ. Тотчас разбили шатер и палатки, выкопали ямы, [развели в них огонь], поставили котлы и оставили кашевара готовить еду. А Сергудай Фянгу взял всех слуг и сказал Ахалчжи и Бахалчжи: “Устроим облаву, окружим гору и начнем охотиться!” Немедленно развернулась цепь облавы. Те, которые должны были стрелять, начали стрелять; те, которые должны были колоть кольями, начали колоть; спустили ястребов, собак натравили на зверя. Зверей и птиц было столько, что каждый выстрел попадал в цель. И в самый разгар охоты Сергудай Фянгу вдруг весь похолодел, а потом вдруг снова разогрелся,