Нишань самани битхэ (предание о нишанской шаманке)

6 голова [у него] закружилась и, [чувствуя], что заболел, [он] позвал Ахалчжи и Бахалчжи: “Соберите-ка поскорее нашу облаву, мне нездоровится”. [Ахалчжи и Бахалчжи] перепугались, спешно свернули облаву и пришли к палатке. Внесли [в палатку] своего барича и развели огонь. Думали, что огнем разогреют его и заставят пропотеть. Но когда Сергудай Фянгу согрелся и [у него] выступил пот, ему стало невмоготу, и согревать [его] больше нельзя было. Тогда слуги срубили на горе дерево, сделали [из него] носилки, уложили на них барича и, подняв [на плечи] и сменяя друг друга, быстро отправились домой. Сергудай Фянгу, плача сказал: “Состояние мое тяжелое, и думать нечего, что смогу добраться до дому. Братья Ахалчжи и Бахалчжи, пусть кто-нибудь из вас поскорее отправляется домой и

7 сообщит о моей болезни отцу и матери и понятно передаст родителям мои слова. Сам я не смог отблагодарить отца и мать за любовь. Думал я, когда придет время, выполнить свой сыновний долг, хотел проводить их [в последний путь], носить по ним траур. Но кто знал? [Теперь] не смогу с ними встретиться, потому что внезапно настал мой час и небо губит меня. В мгновение ока умру молодым. Пусть скажет, чтобы отец и мать понапрасну не расстраивались, чтобы заботились о себе. Все ведь зависит от судьбы, с которой родился. Стоит ли горевать и плакать?”. И сказав: “Передайте ясно и понятно мои слова”,

8 хотел еще что-то сказать, но не смог открыть рта. Губами пошевелил, а слова не смогли родиться. Подбородок [у него] заострился, глаза застыли, так и скончался. Ахалчжи, Бахалчжи и все слуги обступили со всех сторон носилки, от их плача застонали горные долины. Потом Ахалчжи перестал плакать и, обращаясь ко всем, сказал: “Барич уже умер. Если будем плакать, все равно мы его не воскресим. [Теперь] важно перевезти тело. Бахалчжи, ты возьмешь слуг, тело барича обернешь и потихоньку поедешь [домой]. А я возьму десять всадников и поеду вперед, предупредить нашего старика юаньвая

9 и приготовить в доме по баричу поминки”. Сказав так, Ахалчжи взял людей, вскочил на лошадь, быстро помчался к дому и в короткое время добрался до его ворот. Сойдя с коня и войдя в дом, опустился на колени перед стариком юаньваем. И только заплакал навзрыд, ничего не говоря. Юаньвай всполошился и, ругаясь, сказал: “Слуга! Почему ты, отправившись на охоту, возвращаешься назад с плачем? Или тебя твои барич послал вперед с каким-нибудь важным делом? Почему плачешь, ничего не говоришь?” Он несколько раз повторил вопрос, но Ахалчжи не отвечал и только плакал. Тогда старик рассердился и, ругаясь, закричал:

10 “Мерзавец, почему ничего не рассказываешь, только плачешь? Слезами уже не поможешь!” [Ахалчжи] перестал плакать, поклонился [ему] и сказал: “Барич по пути заболел и скончался. Я поехал вперед, чтобы сообщить [вам] об этом”. Юаньвай не понял и спросил: “Что кончилось?”. Ахалчжи отвечал: “Барич скончался!”. Как только юаньвай услышал эти слова, его как громом поразило. “Дорогой сыночек!”, — вскричал он и упал навзничь. Вбежала мать, начала расспрашивать Ахалчжи, а [тот и] рассказал: “Как услышал [юаньвай] о смерти барича, так потерял сознание и упал!” Мать выслушала [его], закатила глаза

11 и, словно пораженная молнией, слабея, [промолвила]: “Сыночек матери!”, и упала без сознания прямо на отца. Слуги испугались и бросились поднимать их. Когда они пришли в себя, все домашние уже знали о случившемся, собрались [в доме] и плакали. На их плач собралась вся деревня. Причитая, [все] с усердием заплакали. В это время и Бахалчжи [весь] в слезах прибыл. Поклонился юаньваю и сказал: “Привез тело барича!” Юаньвай с женой и вместе с деревенским людом вышли за ворота дома встретить тело барича, внесли его в дом, положили на лежанку, [вокруг] все столпились, сотрясая рыданиями небо и землю.

12 Но вот народ стал уговаривать [родителей]: “Господин и госпожа, зачем так плакать? Разве есть закон воскрешать плачем умершего? Теперь следует приготовить гроб и прочие вещи для покойника в соответствии с обычаем”. Юаньвай с женой только теперь перестали плакать, и [старик] сказал: “Ваши слова справедливы! Но хотя это и так, не могу не печалиться. Ведь мой любимый и разумный сын умер. Кому теперь я оставлю добро?” — и, обращаясь к Ахалчжи и Бахалчжи, приказал: “Эти слуги только плачут. Приготовьте баричу семь поминальных вещей[15],

13 скаковых лошадей, возьмите из кладовых все, [что нужно]! Ничего не жалейте!” Ахалчжи и Бахалчжи перестали плакать и, следуя приказу [хозяина], приготовили баричу десять пестрых скаковых жеребцов, десять огненнорыжих, десять золотистых, десять быстроногих, десять белоснежных, десять черных, и когда доложили [об этом хозяину], то юаньвай распорядился: “На тридцать лошадей положите мешки с разной шелковой одеждой. На остальных лошадей погрузите колчаны и сайдаки. Белоснежных жеребцов оседлайте красными седлами и наденьте на них золотые уздечки с удилами и так ведите!”