— Жить будешь, царапина, — сквозь зубы отвечает Егор, ощупывая мои ребра ниже левой лопатки, — А вот пухану пи*да, насквозь прорезал, чёрт!
— Со спины, — я недовольно хмыкаю.
Хмурый опускает мой свитер и протягивает полторашку воды, делаю пару глотков, а остатки выливаю на его ладони, чтобы он смыл мою кровь. На костяшках пальцев сияют свежие ссадины, светлые джинсы в грязных разводах от травы и глины. Хмурый выглядит немного чище, зато его рожа бита заметно сильней. Беру в руки ржавую арматурину и запускаю ее в костер, перемешивая поленья, яркие искры пламени поднимаются вверх и опаляют мою кожу жаром.
— Зацепились что ли… — бубнит Егор, — Тебе срочно надо рану промыть, пока инфекция не прицепилась.
— Тебе просто не терпится бухнуть, — улыбаюсь сквозь боль, опускаюсь на бревно и смотрю на огонь.
— И это тоже… Скворец! Ну разве я был не прав? Не прав, да? — возмущается Хмурый, — Селяне совсем оборзели! Хер ли они суются на нашу территорию? Поделили же нормально! Все что выше интерната- наше! Вот что ты сидишь такой спокойный? Давай дождемся гоблинов, наберем побольше камней и труб и вернемся!
— Не сегодня… — говорю равнодушно и продолжаю пялиться на оранжевое пламя.
— С Чумой что ли опять посрался?
Я молча мотаю головой. Сейчас я вообще не думаю о Чуме, я думаю о том, что мой отец погиб в точно такой же уличной драке, получил перо под ребра и отправился гнить в землю. А я, при живой матери, отправился гнить в интернат. Я плохо ее помню, но точно помню, что у нее были короткие, темные волосы и от нее всегда пахло водкой.
Сплевываю под ноги и навостряю уши, впереди слышен шум сухих веток и тихий бубнеж. Поднимаюсь с бревна и снова берусь за арматуру, Хмурый вертит башкой в поисках подходящего для драки предмета. Если сельские привели подкрепление, пока наши гоблины ушли за самогоном, бой будет неравный. Переминаемся с ноги на ногу, переглядываемся и занимаем стойки. В темноте видно размытое светлое пятно, это точно не свои, а обычные люди по промзоне в темное время не ходят. Спустя пол минуты светлое пятно скрывается за ветками, а из кустов выруливает надутый и покрасневший Гвоздик. Вижу, как Хмурый облегченно выдыхает.
— Скворец! У нас тут беспредел! Это полный капец! — начинает тараторить, от возмущения у него трясется нижняя губа и раздуваются ноздри, — Тут такой гнилой базар, надо наказывать! Потому что если такое схавать, то я не знаю!
Сухие, голые ветки начинают трещать громче и я узнаю знакомые силуэты гоблинов, которые приближаются к нашему кострищу.
— Короче, вот! — он оборачивается и указывает рукой на наших пацанов, которые только что пробрались сквозь голую чашу.
От неожиданности я замираю. Гоблины тащат к костру высокую, расфуфыренную блондинку в белом коротком пальто, Федя волочит ее за правый рукав, Борян за левый, сзади них идет Ржавый и подбрасывает в воздухе женскую сумку. Но смущает меня не то, где они ее взяли и зачем притащили сюда, а то, как она идет. Блондинка совсем не боится и раздраженно закатывает глаза.
— Я ей, короче, говорю, — Гвоздик все еще быстро тараторит, — Ты че тут ночью шастаешь? Заблудилась? Подкинь братикам на мороженое и мы тебя выведем. А она, короче, говорит: «Пошел нах*й!» и дальше чешет. Я ее, короче, догоняю… А она мне: «Нах*й это в другую сторону! Сгинь отсюда, мелкий отброс!» Это я- то мелкий? Это она- кобыла!
От возмущения Гвоздик начинает заикаться, а блондинка с невозмутимым видом продолжает закатывать глаза, когда парни отпускают ее руки, она осматривает залапанные грязными пальцами рукава, высокомерно морщится и задирает подбородок.
— Скворец! Это гнилой базар! Надо ставить на счетчик! У нее в сумке всего триста рублей, а сама вся побрякушками увешена!
Я щурюсь и рассматриваю тонкие запястья с мелкими блестящими браслетами, длинные пальцы, украшенные кольцами с камнями и крупные, длинные серьги, которые бликуют от пламени костра. Вот это фифа. Она точно из мажорской гимназии неподалеку, только не понятно, что она здесь забыла.
— Наговорился? — шипит злобно через плечо, а потом смотрит мне прямо в глаза и от ее ядовитого взгляда я теряюсь, — Ты предводитель этого сброда?
От ее наглости у меня дергается челюсть и я непроизвольно двигаюсь вперед.
— За языком следи, Барби! — говорю хрипло и внимательно слежу за ее лицом, — Тебе придется извиняться.
— Ха! — у нее вырывается звонкий смешок, — Перед кем? Перед биологическим мусором?
— Я ей сейчас всеку! — Хмурый дергается, но почти сразу притормаживает, натыкаясь на ее ехидный, ироничный взгляд.
— Где тебя научили так с людьми разговаривать? — я устрашающе стискиваю челюсти и смотрю на нее с яростью.
— В пи*де! — блондинка скалится, — С людьми я разговариваю нормально, а с таким отребьем, как вы, не считаю нужным! Я пропустила урок вежливости, пока меня ночью грабили в лесу!
— Ну тогда мне придется преподать тебе урок хороших манер, — мой голос становится жестче и агрессивнее, была бы она парнем, уже давно лежала бы в отключке.