Цепкой, стальной хваткой хватаю ее за запястье и быстрым шагом тяну ее вдоль костра в сторону ржавого, железного вагончика, она волочится за мной, запинаясь о камни и ругается матом. Под бешеное биение моего сердца мы заворачиваем за торец и скрываемся из поля зрения гоблинов. Блондинка выхватывает руку и трет запястье, а потом снова поднимает на меня глаза и пакостно улыбается.
— Ну что? — она прыскает тихим смехом, — Ударишь меня или воплотишь свои сексуальные фантазии?
И правда… Нафига я ее сюда притащил? Что я могу сделать с этим гнилым языком? Как ее наказывать? Сейчас мои ноздри раздуваются не хуже, чем у Гвоздика, а про то, что из моей спины все еще сочится кровь я вообще забыл.
— Ты слышала что-нибудь про инстинкт самосохранения? — я сверлю ее разъяренным взглядом.
— Мне нечего сохранять! — она растягивается в коварной улыбке и скрещивает руки на груди.
Бл*! Клянусь, эта девчонка похожа на дьявола!
— Дай мне сигарету, — говорит капризно и смотрит в сторону.
Несколько секунд я нервно бегаю глазами, а потом достаю из переднего кармана пуховика мятую пачку дешевых сигарет, открываю верхнюю часть и протягиваю ее блондинке. Она тянет за желтый фильтр и красиво зажимает сигарету тонкими длинными пальцами. Я лезу за зажигалкой, чиркаю колесиком и помогаю ей прикурить. Барби глубоко затягивается, морщится, выпускает дым и слегка покашливает.
— Что за дерьмо ты куришь? — начинает кашлять сильней и отбрасывает сигарету в сторону.
Я провожаю взглядом удаляющийся маленький, красный огонек.
— Ну что глазами хлопаешь? — злобно цедит блондинка, — Забери мою сумку и я пойду. Или может мне сначала стоит немного поохать и поахать для правдоподобности?
— Ты безбашеная или бессмертная? — я и правда растеряно хлопаю глазами.
— А чего мне бояться? — Барби опять ехидно лыбится.
— Например, этого, — я пожимаю плечами.
Одним резким движением я обхватываю ее за плечи, разворачиваю вокруг своей оси, прижимаю спиной к вагончику, наваливаюсь на нее всем телом и стискиваю пальцы на ее шее. Она смотрит на меня снизу вверх широко распахнутыми глазами и не моргает. В мои планы не входило кого-нибудь убивать, поэтому я некрепко сжимаю ее шею, но все равно чувствую, как под моими пальцами бьется ее пульс и как часто она дышит. Хмурюсь и буравлю хамку злобным взглядом.
— И все таки, страшно, — внимательно смотрю в ее ледяные, серые глаза, а потом ежусь от тупой боли в области живота.
Опускаю правую руку, которой держал блондинку за шею, слегка отстраняюсь, но не освобождаю ее полностью, веду глазами вниз и издаю грустный смешок. Что за день! Барби зажимает в кулаке небольшой складной нож-бабочку, упирая его в меня, под самые ребра. Холодная сталь не режет, но неприятно давит через свитер.
— Надо выше, в сердце, — говорю полушепотом и все еще ее держу.
— Да кому сдалось твое сердце? — она резко меня отпихивает назад и демонстративно, брезгливо отряхивается, — Давай сюда свои вонючие сигареты!
Я устало цокаю, мотаю головой, лезу в пуховик и опять протягиваю ей пачку. На этот раз не помогаю прикурить, блондинка сама с этим прекрасно справляется. Она снова морщится, но сигарету не выбрасывает, а потом оправляет мою пачку в свой карман.
— Конфискация, — давится дымом и шагает вдоль вагончика, я медленно плетусь за ней.
Кажется, мне поплохело и рану не мешало бы чем-то заклеить, чувствую, как меня начинает шатать.
— Ну всё, гуманоиды, меня наказали! — начинает ядовито и борзо вещать издалека, — Верните сумку!
Подойдя ближе издаю грустный всхлип, гоблины уже вытряхнули ее содержимое на колени Боряну и вертят в руках помады, расческу, стеклянную колбу с какими-то духами, а Гвоздик крутит перед носом упаковку тампонов.
— Оставь на память! — рычит блондинка и принимается сгребать все назад.
Пацаны тревожно на меня смотрят, я недовольно киваю и наблюдаю за тем, как яростно застегивается железный замок и Барби поднимается во весь рост.
— А деньги где? — говорит очень жестко.
В воздухе висит ледяное молчание, на меня вопросительно смотрят пять пар глаз и я снова цокаю и отмахиваюсь.
— Да отдай…
— Ну Скворец, — жалобно пищит Гвоздик.
— Отдай, и пусть валит.
Он нехотя лезет в трико и шуршит скомканными бумажками, хамка выбивает купюры из его кулака и отправляет их в тот же карман, что и мои сигареты и, не прощаясь, движется туда, откуда они пришли. Гвоздик сразу нервно дергается.
— Там четыреста пятьдесят! — он почти визжит, — Ее только три сотки! Стой, сука, верни мне мои деньги!
Блондинка не разворачиваясь показывает ему средний палец, высоко задрав руку над головой. Гвоздик пытается броситься в погоню, но я притормаживаю его за плечо. Он бьется и рыпается и мне приходится сжать его сильнее.
— Что я тебе говорил, Артемка? — агрессивно цежу сквозь зубы, — Телок не трогать! Не бить, не разводить, не лазать по сумкам!
— Да она же сама… Мы же сначала просто проводить хотели! — бормочет обиженно, — Тут же и убить могут!
Отпускаю Гвозика, задираю свитер и смотрю на тонкую красную полоску под ребрами с выступающими каплями свежей крови.