Нить Лекаря

Когда я смотрел из окна своего кабинета, мне вспомнился один эпизод. Ещё на заре установления нового порядка даже простой немецкий солдат чувствовал своё превосходство, шагал уверенно с гордой улыбкой победителя. Один из таких воинов фотографировался с местными жителями, возвышаясь над ними и бряцая оружием, фамильярно и нетактично, тычками объясняя им свою очередную фантазию, желая запечатлеть её на плёнке. А поодаль стояли и гоготали его сослуживцы. Яркое солнце заливало всю улицу светом. Вся эта картина унижения и бескультурья тогда больно бросилась в глаза. И напомнила дореволюционное время, когда некоторые представители высшего общества позволяли себе неуважительное отношение к простым людям, забывая, что именно на них держится весь порядок и благополучие. Трагедией закончилось подобное социальное заблуждение. Не красит человека возвеличивание себя на фоне других, как и целой нации. Скорее наоборот, проявляет все изъяны и пороки, видимые для всех даже невооружённым глазом.

И где сейчас тот бравый немец, где эйфория от побед? Лицо «арийцев» сильно изменилось. Оно потускнело, приобрело серый землистый оттенок. На нём теперь читались озлобленность, усталость, недовольство, разочарование. С таким настроением откатывались назад потрёпанные немецкие части.

Из окна своего кабинета я наблюдал непрекращающееся движение армейских колонн в обратном направлении, на запад. Сколько машин с красными крестами на брезентах медленно ползли к госпиталю, переполненному ранеными. Их уже размещали где получится, мест катастрофически не хватало. Пожилой капеллан, как мне рассказывал очевидец, пытался поднять моральный дух солдат и офицеров, но зачастую наталкивался на цинизм и отрицание. Ему приходилось выслушивать и непристойные шутки в свой адрес. Однако, покорно продолжал вести свою миссионерскую деятельность среди тех, кого уже не заботили христианские ценности.

Я вспомнил отца Сергия, чьи горячие проповеди зажигали сердца людей, успокаивали их. Всё – таки русский человек во все времена отличался верой, которую никогда никому не удастся вытравить или сломить. Как бы ни старались люди, подобные фон Шварцу, принявшему идеи нацизма в качестве руководства к действию, враждебные по своей природе к религиозному мировоззрению, но использующих его в той мере, в какой оно им выгодно.

Я стал думать о бароне. Вышло это как-то непроизвольно. Вспомнил первую встречу, наши с ним разговоры. И чем больше мои мысли крутились вокруг его персоны, тем отчётливее перед глазами вставал его образ. Пока, наконец, дверь не открылась, и на пороге не появился он сам. Как всегда элегантный, в чёрном мундире «с иголочки», в фуражке с эмблемой «мёртвая голова». Хоть сейчас на парад, шагает бодро. Но я заметил тёмные круги под глазами, видимо, бессонные ночи…

– Здравствуйте, Фридрих. По глазам вижу, врасплох не застал. Всё равно, хоть сюрприз не получился, очень рад вас видеть, – он подошёл и… обнял меня, потом, как всегда, по-хозяйски сел в кресло.

– Очень любезно с вашей стороны, Отто, выделить минутку и заглянуть ко мне.

– Да, это большая любезность, вы верно заметили. У меня мало времени, так что я ненадолго. Видите ли, мы уходим из города. Чертовски неприятно такое говорить. Но факт есть факт. Фюрер нас не подведёт. Мы не пустим красную чуму на Запад. Но я пришёл по другому поводу, ради вас, Фридрих. Через несколько дней сюда войдут большевики. А вы, мой друг, догадываетесь, как они поступят с вами? Для них вы враг народа и пособник фашизма. Поэтому предлагаю вам вернуться в Германию с нами. Не спешите возражать, – завидя мой жест, вставил полковник, – вы здесь просто пропадёте. А на Родине с вашими знаниями вас ждут почёт и уважение, достойная старость. Фридрих, вы мудрый человек и сами знаете, что делать. Сегодня ответ можете не давать, когда решите – позвоните мне, и я всё устрою.

Затем, немного сделав паузу, медленно проговорил: «Знаете, Фридрих, у меня чёткое ощущение, что вы никуда не поедете, останетесь здесь. Очень жаль! В этой стране, как ни странно, много талантов, но их не ценят. И ещё, – Шварц задумчиво продолжил, – вы интересный человек всё же, Фридрих. Вы умеете каким-то образом вызывать на откровенность. При вас, например, мне легко говорить о том, что скрываю даже от самого себя. У меня большое желание с вами поговорить, выговориться что ли. Если я этого не сделаю, у меня такое предчувствие, то всё сложится очень трагично. Не перебивайте меня, Фридрих, и не обнадёживайте»

Хотя у меня и в мыслях подобного не было. Я просто сидел и смотрел на него внимательно, пытаясь понять, к чему он клонит. На лице барона проявилась смертельная усталость, точно он сейчас вот-вот рухнет на пол.

– Вы, Отто, начали за здравие, а кончили за упокой. Зашли ко мне с улыбкой, а теперь вы точно на похоронах.

– Это ваше влияние, Фридрих. Чёрт знает, как это вам удаётся, но при вашем присутствии меня охватывает меланхолия и начинает одолевать хандра. Не знаете к чему?