Нить Лекаря

– Вероятно погода и стечение неблагоприятных обстоятельств. Мы часто держимся «молодцом» пока не окажемся на приёме у врача, а там бравада исчезает. Остаётся только упование на человека в белом халате.

– Может быть, в ваших словах есть правда, – согласился полковник, – но выслушайте меня до конца. Я из богатой семьи с родословной, в 20-е годы увлёкся идеями национал-социализма, вступил в партию и стремительно продвинулся по служебной лестнице. У меня семья, как вы знаете, которой очень дорожу. Я никогда никого не боялся, а здесь испугался, за жену, за сына. И если бы не ваше появление, ваше спокойствие и выдержка, не знаю, что со мной стало бы. Теперь мне снова нужна ваша помощь. Это случилось несколько дней назад. К нам из деревни, не помню уж из какой, – полковник поморщился и потрогал лоб, силясь вспомнить, – да и не важно собственно, – после безуспешной попытки оживить свою память продолжил фон Шварц, – доставили подозреваемых в связях с партизанами. В последнее время они очень активизировались, стали действовать более организованно и координированно, что наносило нам большой ущерб. Дня не проходило без саботажа, взрывов складов, транспортных магистралей и тому подобного. Начальство потребовало в сжатые сроки навести порядок в тылах. Вот и стали свозить к нам кого ни попадя. Особенно отличались рвением местные, хватают без разбора и тащат в управление. А у нас разговор короткий. И вот в очередной партии привезённых я увидел женщину как две капли воды похожую на Грету. Сходство было поразительное во всём, в мелочах. Даже родинка на шее совпадала с дьявольской точностью. Я опешил и не мог отвести глаза от неё. Тело онемело, во рту пересохло. Пока так остолбенело стоял, их успели увезти. Всё делалось быстро по моему личному приказу. Ринулся в подвал и нашёл её с уже закрытыми глазами, среди других, в крови. Я вгляделся и мне стало дурно. Передо мной лежала Грета, я даже стал шептать имя жены не в силах отвезти взгляд от бездыханного тела. Собственными руками убил самое дорогое, что у меня было. Во мне всё перевернулось. Захотелось убежать, трусливо, как какому-то юнцу. Появилось жуткое отвращение ко всему происходящему. Что-то внутри стало нестерпимо жечь, не хватало воздуха. Я тяжело поднялся наверх и вышел на улицу. Никому не сказав ни слова, поехал домой убедиться, что Грета жива. Застал её спящей. Будить не стал, а прошёл в свой кабинет и впервые в жизни напился. И во сне мне не было покоя. Всю ночь передо мной стояла мёртвая Грета и спрашивала: «Почему ты меня убил? Почему?» Сначала она задавала свой вопрос тихо, спокойно. А потом менялась в лице и начинала бросать в меня: «Ты, ты, ты – убийца!» Её голос становился другим, незнакомым. Затем на теле появлялись прямо на моих глазах страшные раны, которые причиняли Грете нестерпимую боль. Я смотрел на жену и ничего не мог поделать. Стены какого-то подвала, где проходило действие, давили, душили. Отовсюду слышались нечеловеческие крики, стоны. Страшная пытка.

Но и это ещё не конец. Я больше не могу выполнять свои прямые обязанности. Просто не в состоянии отдавать приказы убивать. Перед глазами сразу встают жена и ребёнок, точно я сам, понимаете, Фридрих, сам целюсь в них и стреляю. Закрываю глаза, вижу их мёртвыми. Безумие! Вспомнил ваши слова, доктор, про возмездие. Это оно?

Я промолчал.

– Молчите. Вы знаете наверняка. Вы всегда правы, чёрт подери. Почему мы не встретились раньше, когда мне было лет двадцать.

– Думаете, могло что-то измениться тогда?

– Возможно. А сейчас время собирать камни. Не так ли?

– Отто, вы уже задавали этот вопрос. И ответ на него знаете.

– Я не религиозен, как Грета. Я достаточно имел дело с церковными деятелями, чтобы убедиться в их собственном безверии. Они в большинстве своём не живут так, о чём проповедуют. Вашим словам, Фридрих, я поверил. Сегодня подал рапорт об отставке. Плевать, что про меня будут думать. Завтра возвращаюсь с семьёй в свое родовое имение. И хотел бы забрать вас с собой.

Барон умолк. Передо мной сидел раскаявшийся убийца и палач, которого остановил только страх потери самых близких. Я думал о том, насколько он был искренен в своих словах и насколько глубоко к нему пришло осознание всего содеянного в чёрном дурмане иллюзии.

– Тоскливо осознавать – продолжил Отто фон Шварц, прервав тишину, – что то, к чему шёл оказалось мифом, миражом. Наступило болезненное похмелье, пробуждение от кровавого пиршества. Поражения очень хорошо отрезвляют и заставляют задуматься о верности выбранного пути. Начало войны с Советами обещало лёгкую прогулку, однако первые же дни показали обратное. Мы несли большие потери, а русские сражались исступлённо, презирая смерть. Это признак силы, и, теперь признаю, высокой культуры. Нас обманули, говоря, что здесь пьяницы и тунеядцы. Я увидел другое, не фанатизм, но преданность Родине. Эта чужая страна сломала меня. Голова болит.

– Может, дать вам таблетку? – предложил я учтиво.