Нить наяды

Тут в десяти метрах от себя она увидела Борисоглебского, прохаживающегося по тротуару. С ума сошел?

— Ты что тут делаешь? — напустилась она на него, схватила за руку и потащила за угол. — Тебя уже человек сто срисовали!

— Я звонил, но у тебя телефон все время занят.

Оправдываясь, он даже покраснел немного. Это так ему шло, что Кира залюбовалась. Ну куда деваться нам, девкам!

— Что за спешка? Мог бы просто позвонить.

— Я испугался, что ты надумаешь про меня всякой ерунды и не захочешь видеть вообще.

Кира опешила. Так он приперся, чтобы оправдаться перед ней? Он?

Она даже поморгала от недоумения.

— Кира, давай поговорим, — продолжал между тем Борисоглебский. — Я намерен объясниться.

Кира неожиданно почувствовала, что ее так и тянет включиться в игру.

— С чего ты взял, что нужны твои объяснения? — холодным тоном произнесла она. — Твои любовные похождения меня не касаются. Я тебе никто и звать никак.

Сказала и с удивлением заметила, что Борисоглебский побледнел. Это было поразительное зрелище. За все годы в ее окружении не было ни одного человека, который был бы способен бледнеть. Краснеть еще туда-сюда, но бледнеть! «Вот что такое голубая кровь», — подумала Кира и устыдилась своей жестокости.

— Хорошо, давай побеседуем где-нибудь в кафе, — как бы нехотя кивнула она и пошла к машине.

Борисоглебский молча двинулся следом.

Усаживаясь за самый дальний столик небольшой кофейни, он все подбирал слова для предстоящего объяснения и вдруг заметил, что Кира улыбается.

Он посмотрел удивленно, и тут она не выдержала и рассмеялась.

— Андрей, прости. Не могу больше терпеть. Ты в самом деле подумал, что я буду ревновать тебя к девушке с зеленкой?

Борисоглебский мгновенно почувствовал себя уязвленным.

— По крайней мере, потребуешь объяснений.

— Да что тут объяснять! Все и так ясно. У девушки снесло крышу. Если вернуть невозможно, то хоть отомстить. Странный способ, правда.

— Все могло закончиться печальнее, — обиженно заявил Борисоглебский.

«Если бы ты только знал, насколько печальнее», — подумала Кира и предложила заказать ей двойной эспрессо.

— Поесть не хочешь? — посветлел Андрей.

— Лучше расскажи, как ты умудряешься все время носиться между Москвой и Питером? Начальство в курсе вообще?

— А как же! Недавно заслужил благодарность в приказе за трепетное отношение к работе. Я же курирую Питер.

— Ишь ты! А меня последний раз хвалили на Восьмое марта. За то, что украшаю собой Следственный комитет.

Андрей рассмеялся, и Кира поняла, что от души у него отлегло.

— Кстати, помнишь, ты сказала, что ни у тебя, ни у меня лучше не встречаться? — напомнил Андрей, вытирая руки салфеткой.

«Нам вообще лучше не встречаться», — хотела сказать Кира, но Борисоглебский вдруг сообщил, что снял для них квартиру на Московском проспекте.

— Ближе к выезду из города? — прищурилась она.

— Просто подальше от чужих глаз. Или уже поздно?

— Не знаю, — честно призналась Кира. — Мне до сих пор неясен диапазон возможностей тех, кто играет против нас. Я даже не выяснила, кто организовал слежку.

— Как узнать?

— Форсировать события опасно. Они лучше подготовлены на данный момент. Они знают, что им нужно, я — нет.

Принесли заказ, и Кира с удовольствием отхлебнула из чашки. Андрей последовал ее примеру.

— Дивный кофе, — вынес он свой вердикт, и Кира в который раз подумала, что их союз более чем странен.

Например, трудно вообразить, чтобы Борисоглебский начал материться. У нее же без этого не проходило ни дня. Кира представила себе, как он будет интеллигентно морщиться, слушая ее солдафонский жаргон, и хохотнула.

— Ты чего? — едва не подавился Борисоглебский.

— Скажи, а тебе случалось ругаться матом? — поинтересовалась она.

— Мне? Матом?

Сейчас скажет, что он презирает тех, кто использует ненормативную лексику, ведь в русском языке так много хороших слов для выражения эмоций.

— Да если бы ты слышала, как матерятся посольские, твои милицейские уши завяли бы!

— Врешь! — потрясенно вскрикнула Кира.

— Деточка, да я начал материться, когда вы еще в памперсы писались!

— Не верю!

— Век воли не видать!

Если бы официант был чуть менее вышколен, он бы отскочил от их столика, как ошпаренный — так громко они расхохотались.

— Я думала, что ты грубее какашки слов не знаешь, — вытирая слезы, выдавила Кира.

— Да я тебе мастер-класс дать могу! — веселился Андрей.

Официант стоически переждал приступ хохота, поставил на стол тарелку с пирожными и ушел.

— Предлагаю заесть сладким наше кислое дело, — предложила Кира и сунула в рот крошечную корзиночку с кремом.

Андрей сразу посерьезнел.

— Если тебе все известно, почему нельзя арестовать эту Сванидзе, пока она еще кого-нибудь не убила?

— К сожалению, к моей железобетонной уверенности не прилагаются доказательства. Не хочу грузить тебя подробностями, но так и есть.

— Выходит, она останется на свободе?

— Ребята в Опочке работают. Если Сванидзе опознают в магазине, где была куплена бутылка, то появится надежда. Хотя там, по-моему, ни одна камера не работает.

— Как все сложно.

— Сложно, да. С твоей бабушкой еще сложнее. У нас есть только показания соседки. Если она согласится их повторить.