Нить судьбы

– Бабушка, вы меня не бойтесь, и не сердитесь на меня. Я не враг ни вам, ни Надийке. Придёт своё время, и я всё вам расскажу. Да, я гляжу, вам тут дрова привезли, так я приду, поколю.

Старуха вновь покачала головой, повздыхала:

– Коль придёшь, не откажусь от помощи, сама-то я не управлюсь.

– Вот и славно, ну, я пошёл, до свидания!

– До свидания, Влас!

Вернувшись в дом, Захариха взяла в руки мешочек, что принёс поздний гость, помяла его в задумчивости:

– И что с ним теперь делать? В печи сжечь разве, али всё же заварить? Нет, заварю, пожалуй.

Она, не откладывая дела в долгий ящик, тут же достала цветастый пузатый чайничек с полки, и запарила травы, что пахли терпко и пряно, налила в стакан и пошла к Надийке. Но не успела она дойти до её комнаты, как раздался голосок девочки:

– Бабушка!

– Аюшки, внуча?

– А где же тулупчик-то мой?

– Да как где? На вешалке висит, – ответила Захариха, войдя в комнату со стаканом в руках.

Но девочка промчалась вихрем мимо неё и побежала к двери.

– Батт-тюшки, ты куда это босиком? Пол студёный!

Но Надийка уже мчалась обратно со свёрточком в руках. Она резво забралась под одеяло, положила свёрточек поверх него, и, развернув, всплеснула руками:

– Бабуся, погляди какая прелесть!

Старуха подошла поближе и увидела небольшую икону. Это был образ Казанской Божией Матери. Он был вышит гладью цветными нитками, а оклад расшит камешками да бусинками.

– Вот теперь я знаю, куда мои бусинки приложить! – воскликнула девочка, – Я тоже такую красоту сделаю! А что это, бабушка?

– Это икона, внученька – Богородица, покровительница всей земли русской.

– М-м, – протянула в задумчивости девочка, – А ведь у меня на неё и ткань есть. Помнишь, бархат-то, бабушка?

– Помню, внуча, помню, – ответила старуха.

Надийка с увлечением рассматривала икону и представляла что-то своё, будучи мыслями где-то далеко-далеко. Глаза Богородицы смотрели на девочку, как живые, ясно и кротко.

– Вот ведь, как всё у неё складывается, как по маслу, – подумала Захариха, – Господи, помоги ей, чтобы никто не столкнул её с этого пути, чтобы люди добрые ей встречались.

А вслух сказала:

– Ты, внученька, помнишь ли, что тебе та женщина сказала? Чтобы ты никому икону эту не показывала.

– Помню, бабушка, – прижимая образ к груди, ответила Надийка, – Я её никому не отдам и никому не покажу.

– Вот выпей-ко, это Влас тебе травок принёс. Да спать ложись.

Девочка послушно взяла из рук бабушки стакан, выпила отвар и легла на бочок, положив рядом с собою на подушку икону, всё так же любуясь её красотой. Захариха поправила Надийке одеяло, укрыла внучку, укутала, поцеловала в лобик, и та, сложив ладошки под щёчку, сладко задремала. Захариха осторожно взяла икону с подушки, перекрестилась, внимательно поглядела на образ и сказала:

– Матушка Заступница, помоги моей внученьке, спаси её и сохрани. Не зря ты к нам в дом пришла, а я молиться всегда тебе буду, хоть и нет у нас церквушки в деревне. Но я знаю, что скоро будет счастье моей девочке. Ох, да хоть бы пожить мне ещё немного. Ну, ничего, как-нибудь справимся.

И тут же пришла ей в голову, невесть откуда взявшаяся, мысль:

– На худой конец Влас есть…

ГЛАВА 17

Время летит незаметно. Вот и зимушка снежная закончилась. Улетели за дальние горы морозы крепкие, трескучие, унесли за собою стужу да холода. Пригрело землю тёплое ласковое солнышко и зазвенели ручьи, повисли с крыш длинные хрустальные сосульки на радость ребятишкам, что лизали их с большим удовольствием, чем сладкие сахарные петушки на палочке. Затемнели первые проталины на полях да лугах, ниже и синее стало небо, в обед бывало уже совсем тепло, и на заборах да плетнях вальяжно расселись вереницами деревенские коты, разомлевшие от первых весенних деньков. Они свысока поглядывали на прохожих, приоткрыв один глаз, лениво жмурились, и, зевая, потягивались, выгибая спинку мостиком и вытягивая задние лапы, разминаясь, как заправские танцоры перед выступлением.

Люди отгребали снег от завалинок и свозили его на огород, чтобы там таял да увлажнял земельку, выносили к обеду подушки да одеяла «продуваться и жариться» под тёплыми лучами солнца, латали прохудившиеся крыши, проветривали погреба и спускали в них голубоватые, мутные куски льда, чтобы хватило их на всё лето, прятали под увесистые, деревянные крышки кусочек зимы, чтобы во время летнего зноя сохранялись в целости продукты в этом царстве холода и тьмы. Возвратились в родные края, вслед за угольно-чёрными грачами, крапчатые скворцы, и тут же залились трелями, затрещали, загомонили, и запели на все голоса деревня и лес. Закипела всюду жизнь. Хозяева выходили из домов, задирали головы кверху, и, приложив ладони к глазам, глядели на скворечники, пустые и холодные зимой, в которых нынче бурлила кипучая деятельность. Их жильцы сновали туда-сюда, проносились стрелой в воздухе, таскали в клювах вкусных, толстых червяков и засовывали их в огромные жёлтые рты своих голосящих чад.