Нити

— Разве ты до сих пор не понял, что от людей не спрячешься, даже за самый толстый слой брони? Ты думаешь, что живешь на необитаемом острове? Все мы — песчинки на этом пляже, и волны перекатывают нас по прихоти случая.

— Я не понимаю, — 991, он же Костя, болезненно хмурился, как маленький ребенок, которого потчуют гадким, горьким лекарством.

— Вспоминай второй курс, свой курсовой проект.

Костя в замешательстве почесал затылок.

— Методика интервью… общение с респондентами или что-то такое. Зачем тебе это?

— Ты взял интервью у нескольких людей. Среди них были не только твои друзья, но и случайные люди с улицы. Вспоминай.

Костя сделал мучительное лицо.

— Ты стоял на улице в компании оператора и обращался к каждому, кто проходил мимо. Большинство не обращали на тебя внимания. Люди проявляют удивительное равнодушие ко всему, что не касается их напрямую. Но пара-тройка человек все же остановились.

— Да, — наконец подтвердил парень. — Девушка, какой-то мужичок.

— И старушка, лет семидесяти.

— Точно.

— Ты задал ей три вопроса, которые заложил в свой курсовой проект. Три простых вопроса, ты их прекрасно помнишь, не правда ли?

— Да, — тихо сказал Костя.

— И на третьем вопросе, что произошло на третьем вопросе?

Костя стоял ни живой, ни мертвый. Со стиснутыми в кулаки ладонями. С зажмуренными глазами, на его щеках уже подсыхала влага.

— Ей стало плохо, и я побежал в аптеку, пока друг усаживал ее на скамейку. Я принес лекарство, мы немного посидели, чтобы убедиться, что ей стало лучше. Потом мы проводили ее до автобуса.

— Ничто не так не сближает людей, как боль.

— Наверно.

— Ты не отразил в курсовой ее ответы на вопросы.

— Я… Господи, как ты это делаешь?

— Не тот вопрос. Ты должен задать другой.

— Кто была та женщина, — вставила Настя.

— Правильно. — Илья обратился к стоявшей сбоку от Насти девочке. — Это твоя бабушка, зайка.

— Так это ты ее спас? — девочка Алена посмотрела на Костю. — Она мне про тебя рассказывала. Я думала, ты выше.

Она хихикнула:

— Какой интересный сон мне снится!

Все переглядывались, осознавая себя в новом качестве.

— Что же это получается? — сказал депутат. Костя, Павел, Настя растерянно смотрели на Илью.

— А вот что, — улыбнулся Илья.

— Ниточка! — Алена захлопала в ладоши и указала на вытянувшуюся между ними белую нить — тонкая линия возникла прямо в пространстве, словно проявилась на пленке. Сначала между Козловым и Павлом, потом потянулась от Павла к Насте, от Кости к девочке и к депутату…

— А вы? Кто вы такой? — спросила Настя связанного нитью мужчину.

— Никто, — процедил Зеро с лицом, казалось, натянутым на болванку. Он с ненавистью смотрел на Илью. — Не знаю, как тебе удалось украсть мое тело, но я его верну. А тебя закопаю, заживо.

— Уже поздно, — сказал Илья.

Зеро презрительно молчал. Его каменное непроницаемое лицо было обращено к Илье: казалось, никого другого он в этой комнате не замечает. Спокойное, бесстрастное выражение лица было обманкой. Его глаза пылали, а руки тряслись от напряжения.

— Может, разъясните нам ситуацию с этим товарищем? — спросил Козлов.

— Охотно.

— Что ты разъяснишь? — взорвался Зеро. — Ты же ни черта не знаешь! Ты ничего не понял. Ты все испортил! Все было продумано, все! Досконально. Это был план по спасению целого народа! Прыжок в лучший мир. А ты взял и все сломал. Ты вообще понимаешь, что ты наделал? Мы могли бы решить все проблемы и наконец-то зажить нормальной человеческой жизнью. Этот план был задуман с минимальными жертвами, все должно было пройти аккуратно и быстро.

Повисла тишина.

— И ради этого ты оставил своего сына умирать от лейкоза в одиночестве?

Зеро осекся. Его зубы клацнули, тело дергалось под плотным коконом нити, тщетно стараясь разорвать ее.

— Так было нужно! — вскричал он. — Только боль делает сильным. Я бы все исправил, когда мы закончили. Я бы искупил вину, полностью, клянусь!

Илья в облике мальчика Саши, сына Зеро по имени Влад, повернулся к остальным присутствующим.

— Все, что творится сейчас в стране, произошло по вине этого человека. Посмотрите на него.

— Нечего на меня смотреть! — ревел Влад-Зеро. Но они смотрели.

— Этому человеку было очень больно. И он решил, что больно должно быть всем. Посчитал, что так будет справедливо. Сначала он сделал больно своему сыну, а потом сын ответил ему взаимностью и принялся играть в эти кошмарные игры. В эти дикие флэшмобы, Возвышения, в протесты. А этот человек спрятался за маской исполнителя и наблюдал. Решил, что возвысился над остальными. Решил, что право имеет. Думал, его не зацепит. Но он связан с вами так же, как и все. Он ничем не лучше вас. И не хуже.

Мальчик совсем не по-детски улыбнулся и сказал:

— Ты вспомнишь сам, Владик, или мне сделать это за тебя?

Верхняя губа Влада вздернулась, обнажая зубы в грозном оскале.

— Нет.

Мальчик Илья вздохнул. Казалось, он очень разочарован нежеланием говорить.