Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

Уроки в школе шли на минорной ноте. Учителя не ставили почему-то двоек, и даже пятиклассники перестали озоровать. На шумно пробежавшего по школьному коридору мальчишку молча взирали с таким упреком, что никогда прежде не ведавший чувства стыда паренек готов был сквозь землю провалиться от смущения.

За три двора через дорогу от Камиллова жилища, за плотными ставнями всегда молчаливого, крепко стоящего дома, все пять дней звучали тягучие мрачные песни, то ли казацкие, то ли старообрядческие. Было ли это случайное совпадение некоего торжества, отмечаемого обитателями этого дома, с общемировой тягостной паузой, то ли это была молитва во избавление от занедужившего Антихриста - так и осталось для всех соседей тайной. Соседи прежде знали только, что в этом доме можно купить ароматный мед, собранный пчелами в горах Тянь-Шаня. И всегда прочно запертые высокие ворота этого дома все связывали с тем, что хозяева его большую часть времени проводят в горах. И вот теперь это навевающее мистическую тоску пение из-за закрытых ставней…

Камилл вышел под вечер прогуляться на влажном прохладном воздухе, который всегда оказывал на него благоприятное воздействие. Пока он шел по переулку на большую улицу, его сопровождало протяжное пение из того самого дома. «Когда же они отдыхают», подумал он с неприязнью. Неприязнь была не из-за того, что во время общего горя обитатели странного жилища распевают песни, - Камилл, между прочим, никакого горя не испытывал, - а из-за необычной обособленности этих певунов от людей, которые живут рядом. Он поспешил выйти на улицу, которая вела к школе, и неспешно шел, раздумывая о том, что долгожданная смерть тирана должна освободить из тюрьмы его отца и вернуть его народ на Родину. Он надеялся, что ситуация во всей стране должна будет улучшиться, что страна вернется к «ленинским нормам» – еще много лет после того даже более изощренные в политике люди, чем этот десятиклассник, верили, что все дело в отходе от «ленинских норм».

Возле самой школы по тротуару шел навстречу Камиллу крупный мужчина в плаще. Приблизившись, Камилл увидел, что это Рейнгольд Андреевич, его учитель немецкого языка. Рейнгольд Андреевич тоже узнал своего ученика, сына врага народа, и широко улыбнулся в ответ на его приветствие. Улыбнулся с нескрываемым торжеством, в то время, когда люди боялись убрать со своего лица скорбное выражение, боялись сменить его на просто безразличное. И в ответ Камилл тоже улыбнулся насыщенной откровенной радостью улыбкой, тем самым передавая старому учителю весть о надеждах, проснувшихся в его душе.

Навсегда запомнил Камилл эту встречу в тумане Рейнгольдом Андреевичем.

Еще до того, как пришла весть, что, несмотря на все усилия врачей, Сталин все же помер, люди, вообще-то, и не сомневались в таком исходе. Были и более сообразительные, которые шепотом говорили, что умер он уже в тот день, когда мир был оповещен о его болезни.

Не мало было, все же, людей, которые искренне верили, что Сталин – наше все. «Что теперь с нами будет?» – говорили такие, хватаясь правой рукой за щеку.

Сразу после сообщения о смерти Великого Вождя народ высыпал из своих учреждений на улицы. То ли по чьему-то указанию, то ли стихийно люди поперлись как хмельные в городской парк, к гипсовой скульптуре. Милиция поспешила взять управление толпой на себя, не то не избежать бы смертельной давки. Люди, как загипнотизированные, молча ходили вокруг беленного известкой кумира, вовсе даже не величественного, а жалкого в своей откровенной гипсовости, лупили на него глаза, будто бы лицезря самого. Милиция окольными путями пропускала к этому торчащему вертикально куску мела с ручками и ножками тех, кто приносил к его подножию цветы, и скоро постамент смешного алебастрового истукана оказался заваленным ранними весенними цветами - последняя дань рабов.

Потом люди выбирались из толпы, шли опустошенные домой или возвращались в свои конторы, между собой почти не разговаривая. Только порой какая-нибудь женщина вполголоса восклицала:

- Как теперь жить будем!

В полный голос вопль «как теперь жить бу-у-дем!» испустила толстожопая Лилиана, во время митинга в школьном дворе, когда в момент занесения гроба с телом Генералиссимуса в срочно переделанный ленинский Мавзолей заревели фабричные гудки и завыли клаксоны автомобилей. С девицей приключилась непритворная истерика, и ее, закатившую глаза, затащили в директорский кабинет.

В общем, церемония школьного митинга прошла впечатляюще. Правда, все были шокированы вдруг зазвучавшим по радио жизнерадостным маршем – это по Красной площади чеканным шагом прошли войска. Наверное, так было нужно.

Со следующего дня жизнь школы вошла в свою колею. Готовились к контрольным работам за третью четверть.