Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

- Идем! – заговорщицки подмигнув, Рафик увлек товарища вниз, в подвальный этаж. Он достал из-под старого книжного шкафа, стоящего под лестничным пролетом, большой ключ и отворил скрипучую дверь. Они вошли на заставленный поломанными партами и столами склад. Через высоко расположенные узкие оконца проникало достаточно света, но Камилл усомнился, что здесь можно отыскать то, за чем они пришли. Однако Рафик шел уверенно, и Камилл решил, что у него здесь тайник. Рафик тем временем привел товарища в самый дальний угол, где на ящике стоял большой бюст Ильича с расколовшимся основанием. Пока Камилл соображал, чем отколупнуть от подставки бюста кусок, Рафик поднял с пыльного пола оказавшийся здесь кирпич и одним ударом снес Ленину нос. Камилл сперва замер от такого кощунства, затем начал нервически смеяться.

- Тихо, - без улыбки произнес Рафаил, и ребята пошли к выходу, добыв столько драгоценного мела, сколько его должно хватить на не одно дежурство.

Но формы превосходного мягкого материала явно выдавали его происхождение.

- Дай-ка мне, - произнес Камилл. Он вытащил из кармана перочинный ножик, открыл его большое лезвие и стал счищать с поверхности алебастрового носа блестящую гладь, на что Рафик не преминул заметить:

- Отполировали поцелуями…

Школьный товарищ открывался Камиллу с другой стороны. Рафаил же не сомневался в Камилле, ибо знал о его судьбе, о том, где находится его родитель. Камилл, бывая иногда в гостях в доме у Рафика, где они обычно играли в шахматы, знал его отца, и тот казался ему весьма настороженным человеком. Ан, оказалось, семья эта не так проста! Отец не раз расспрашивал Рафика о его однокласснике – в городке, пожалуй, не было другой такой семьи, чей представитель имел бы двадцатипятилетний срок. Обычно здешние обыватели получали за экономические преступления не больше пяти-семи лет. А тут такой случай!

По-видимому, домашние разговоры о школьном товарище Рафаила были таковы, что сомнений в порядочности Камилла не возникало. Порядочности в общечеловеческом, а не в коммунистическо-советском смысле.

С того отбитого носа и началась проникнутая взаимным доверием дружба двух юношей.

Вакханалия, охватившая страну в связи с «делом врачей», не нашла заметного отголоска в маленьком городке, где люди почти все друг друга давно знали. Знали, что Иван Тимофеевич отсидел срок за то, что раненым попал в немецкий плен в сорок первом, что Иосиф Абрамович откупился от прокурора приличной суммой, что Хамдамов ездил с женой в Ташкент залечивать сифилис. О многом знали - и ничего, нормально общались между собой! Да о чем говорить, если даже семьи ужасного врага народа Афуз-заде не чуждались! А многолетняя пропаганда, изобличающая крымских татар? Думаете, что рядовые обыватели обходили крымского татарина стороной, не пили с ним водку, а жены их не судачили часами с соседкой-татаркой? Как бы не так! И эти звучащие по радио истеричные голоса о «преступниках в белых халатах» проходили мимо социалистического сознания основной части горожан. Да и не до того было людям, озабоченным добыванием ежедневного пропитания!

А в тот вечер, когда прогуливающиеся юноши вели между собой насмешливую беседу, их все же застукали.

 Застукал их математик Виктор Петрович, неожиданно возникнувший перед ними:

- Это так вы готовитесь к завтрашней контрольной? – сурово спросил он своих учеников.

Конечно, за контрольную работу оба получили отличные оценки, но в журнале Виктор поставил обоим по двойке, которые и показал им, задержав после урока.

- За плохое прилежание, - улыбка Будды озарила лицо завуча. Четверку за контрольную этим мальчишкам не влепишь, так хоть двойками по прилежанию потешиться! Правда, эти двойки никак не могли повлиять на четвертную оценку.

Камилл к тому времени пересдал Конституцию на пять. Экзамен принимала Татьяна Викентьевна, Ефим только заглянул на минуту в кабинет, где готовился к ответу десятиклассник Афуз-заде. Конечно, завалить его при очень большом желании можно было. Но при безусловном наличии такого желания было отсутствие благосклонного к директору общественного мнения. Не стоит усугублять обстановку в условиях не вполне благоприятных - так решил директор, когда поручил принимать пересдачу коллеге Татьяне Викентьевне.

 Учебный процесс в школе имени И. В. Сталина шел своим путем, а в далекой тайге в то же время зеки строили бараки, не зная для кого. О том знал лишь товарищ Сталин.

Но к товарищу Сталину однажды в марте пришла та самая, которая входит в любые двери не спросясь…

Пять дней покрывал округу густой туман, пять дней московское радио передавало тяжелую классическую музыку, сменившую сводки о состоянии здоровья великого вождя и благодетеля всего человечества. А из-под загробной монотонности звуков голоса диктора, каждый час повторяющего должное вызвать скорбь сообщение, прорывались нотки торжества, неся весть о том, что мир уже освободился от еще одного сына сатаны.