С точки зрения этой позитивной задачи обретают единство все критические намерения Ницше. Амальгама – прием, которой так дорог гегельянцам, – обращается против них самих. В одну и ту же полемику Ницше вовлекает христианство, гуманизм, эгоизм, социализм, нигилизм, теории истории и культуры, саму диалектику. Всё это, вместе взятое, формирует теорию высшего человека: объект критики Ницше. В высшем человеке несогласованность (disparité) проявляется как беспорядок и недисциплинированность самих диалектических моментов, как амальгама человеческих и слишком человеческих идеологий. Возглас высшего человека звучит как многоголосие: «Это был продолжительный, странный и многосложный крик, и Заратустра ясно различал, что он состоит из многих голосов; хотя на расстоянии он напоминал крик, исходивший из одних уст» [486]. Но единство высшего человека является также критическим: поскольку он составлен из крупных кусков и лоскутьев, подобранных диалектикой для себя, его единство обеспечивает шов, собирающий вместе разнородное, шов нигилизма и реакции [487].
7. Теория высшего человека
Теории высшего человека посвящена IV книга Заратустры; и в этой IV книге опубликовано всё самое главное о Заратустре. Персонажи, которые составляют высшего человека: прорицатель, два короля, человек с пиявкой, чародей, последний Папа, самый безобразный человек, добровольный нищий и тень. Через эту вереницу характеров скоро проступает то, что составляет амбивалентность высшего человека: реактивное бытие человека, а также его родовую деятельность. Высший человек является образом, в котором реактивный человек представляет себя «высшим», а точнее, обожествляет себя. В то же время высший человек представляет собой образ, в котором проявляется продукт культуры, или родовой деятельности. – Прорицатель является прорицателем великой скуки, представителем пассивного нигилизма, пророком последнего человека. Он ищет моря, чтобы выпить его или чтобы утонуть; но всякая смерть кажется ему чересчур активной, ведь мы слишком утомлены, чтобы умереть. Он хочет смерти, но смерти как пассивного угасания [488]. Чародей – это нечистая совесть, «фальшивомонетчик», «искупитель духа», «демон меланхолии», производящий собственное страдание, чтобы вызвать сострадание, чтобы распространить заразу. «Ты приукрашивал бы даже собственную болезнь, если бы предстал нагим перед своим врачом»: чародей приукрашивает страдание, придумывает для него новый смысл, предает Диониса, он лжетрагик, он завладевает песней Ариадны [489]. Самый безобразный человек представляет реактивный нигилизм: реактивный человек обращает свою злопамятность против Бога, он ставит себя на место Бога, которого убил, но не перестает быть реактивным, исполненным нечистой совести и ресентимента [490].