Ницше как предшественник фашистской эстетики

«История империи стала историей духовного поражения Бисмарка… Торгашеский буржуа подчинил себе государственного деятеля, либерализм и романтика попеременно направляли политику, — но больше всего он думал о том, как бы получше торговать… В грохоте мировой войны рухнуло это пышное романтически-либеральное здание и тотчас же два великие антагониста прошлого возникли перед нами». Эта антагонистичность Бисмарка и Ницше составляет, согласно фашистской философии истории, глубочайшую причину гибели второй империи, и лишь в третьей империи становится возможным примирение этих двух мифических героев. Фашистский писатель Франц Шаувеккер говорит, имея в виду нынешнюю Германию: «Невозможная, недопускавшаяся встреча Бисмарка и Ницше станет свершившимся фактом, о который разобьется любой натиск враждебных сил». Это фашистский миф о синтезе «немецкой души и немецкого могущества».

В этом мифе верно только то, что Ницше, пережив в юности кратковременное увлечение созданием германской империи, был потом всю жизнь отъявленным врагом Бисмарка и его режима. Он говорит о Бисмарке: «Этот человек ценит и понимает философию столько же, сколько какой-нибудь мужик или студент-корпорант». А об его империи он говорит, что «она при всех обстоятельствах была бы царством глубочайшей посредственности и китайщины».

Он презирает политический путь Бисмарка, потому что усматривает в нем компромисс между правительством и народом. Бисмарка и его режим он критикует по той же линии, по которой ведет борьбу с Шопенгауэром и Рихардом Вагнером (перед вторыми он вначале так восторженно преклонялся). Во всех троих Ницше борется с тем, что он называет декадентством. В одном афоризме своей «Утренней зари» он сопоставляет эти три фигуры — наиболее читаемого немецкого философа Шопенгауэра, наиболее популярного немецкого композитора Вагнера и наиболее видного немецкого политика Бисмарка. Известно, и в дальнейшем нам не раз придется подчеркивать, что полемика против художественных принципов Рихарда Вагнера составляет ядро эстетики Ницше, его борьбы против декадентства за здоровое искусство, так как полемика с Шопенгауэром и Вагнером показывает таким образом совершенно точно, что Ницше рассматривает Бисмарка, как представителя декадентства в области государственной жизни и политики.

В чем политическая сущность этого декадентства, Ницше высказывает с беззастенчивой ясностью: «Современная демократия есть историческая форма упадка государства». Эту мысль Ницше развивает в разных местах своих сочинений и на всевозможные лады. Приведу характерную цитату из его позднего периода: «Покоримся фактам: победил народ — или «рабы», или «чернь», или «стадо»… «С «господами» покончено… Эту победу можно считать заодно и отравлением крови (она перемешала расы)… освобождение человеческого рода (от «господ») идет быстрым шагом; все явно приобретает еврейский, или христианский, или простонародный характер (дело ведь не в слове)».

Ницше рассматривает здесь — как до него Бруно Бауэр — победу современной демократии, как победу еврейско-христианского принципа над аристократическим Римом. Ренессанс был контрударом. Но реформация снова привела к победе еврейско-христианского принципа. Окончательное торжество доставила ему французская революция: «Последнее политическое благородство, еще сохранявшееся в Европе, благородство XVII–XVIII века во Франции, пало жертвой злобных народных инстинктов». Победа этой вульгарной демократии приводит «к отмене понятия государства, к уничтожению противоположности «частного и публичного». Частные общества шаг за шагом вбирают в себя государственные дела… Разнуздание частного лица (я не решаюсь сказать: индивидуума) есть последствие демократического понятия государства… Теперь ясно и без комментариев, как должен был относиться Ницше к Бисмарку, только что заключившему компромисс с «чернью».

Мы не считаем нужным вскрывать и без того очевидные противоречия этого исторического мифа Ницше. Но мы должны были вкратце коснуться этих его взглядов, чтобы открыть себе доступ к правильному пониманию его эстетических воззрений, ибо борьба Ницше против декадентства в современном ему искусстве концентрируется в атаке против демократически вульгарных тенденций в этом искусстве, особенно в искусстве Рихарда Вагнера. Основной признак этого вульгарного декадентства Ницше усматривает в преобладающей роли актерского элемента.

«Демократический век выносит актера наверх в Афинах так же, как сегодня. Рихард Вагнер пошел в этом отношении дальше всех и внушил крайне высокое понятие об актере, способное нагнать ужас. Музыка, поэзия, религия, культура, книга, семья, отечество, коммерция — все это есть прежде всего искусство, т. е. сценическая поза». В другом месте он говорит: «Был ли Вагнер вообще музыкантом? Во всяком случае он был в большей мере чем-то иным, а именно несравненным комедиантом, величайшим актером, самым изумительным театральным гением, какой только был у немцев, нашим сценическим деятелем par excellence».