Ницше как предшественник фашистской эстетики

Свой главный удар Ницше направляет против губительных для культуры последствий капиталистического разделения труда. И тут от него тоже ускользает все то, что относится к самому производству, к борьбе классов. Его интересуют только два момента. Первый, — тот факт, что капиталистическое разделение труда отняло у всякой работы ее прежний непосредственный смысл, что всякое занятие как капиталистов, так и рабочих сделалось в современном обществе совершенно бессмысленным. А, во-вторых и главным образом, Ницше интересуется проблемой досуга. Он справедливо считает досуг субъективной предпосылкой всякой активной и рецептивной культурной деятельности: как знаток античного мира, он прекрасно понимает, что значил досуг гражданина для развития античной культуры. С этой точки зрения он и говорит с гневом и иронией о количественной и качественной недостаточности досуга в капиталистическом обществе, причем — к это весьма характерно — вопрос о досуге ставится у него почти исключительно в отношении господствующих классов: рабочие, по его мнению, все равно не имеют значения для культуры.

Исходя из обеих этих проблем (и не умея проникнуть в их экономическую подоплеку), Ницше бросается в атаку против обезличения человека в капиталистическом обществе. Вот что он пишет о «главном пороке деятельных людей»: «У деятельных людей обыкновенно отсутствует высшая деятельность — именно индивидуальная… Они действуют как чиновники, купцы, ученые, т. е. как родовые существа, а не как вполне определенные единоличные и единственные люди; в этом отношении они совсем плохи. Нельзя, например, банкира, накапливающего деньги, спрашивать о цели его неустанной деятельности: она лишена разумного смысла. Деятельные люди катятся, как катится камень, согласно глупым законам механики.

Всё люди разделяются, как во все времена, так и в наше, на рабов и свободных; ибо кто не располагает двумя третями суток для самого себя, тот раб, даже если он государственный деятель, купец, чиновник, ученый». Весьма интересен и характерен тот романтически-реакционный оттенок, который приобретает у Ницше старая полемика просветителей против капитализма. Уже Фергюсон писал, что капиталистическое разделение труда превращает всех людей в илотов и что в капиталистическом обществе нет свободных личностей.

Ницше суживает эту критику капитализма тем, что он, во-первых, ограничивает ее интересами господствующих классов, между тем как Фергюсон имеет в виду прежде всего деградацию трудящихся при капитализме; а во-вторых, Ницше ограничивает свою критику почти исключительно культурой в более тесном, в буржуазном смысле слова. Поэтому вся его критика и сводится лишь к требованию, чтобы капитализм дал возможность «осмысленной жизни» творцам культуры и образованной, но в экономико-общественном отношении паразитической публике.

Использование идеологии греческого полиса с его презрением к труду, укорененным в тогдашних экономических условиях, — использование этой идеологии, воскрешение которой в период великой французской революции носило трагический характер, выродилось у Ницше накануне империалистического периода в реакционную апологию паразитизма.

Эта паразитическая черта проявляется особенно ясно там, где Ницше говорит о важнейших для него последствиях капиталистического разделения труда, о его последствиях для искусства. Он исходит и здесь из количественной и качественной недостаточности досуга. «Наша совесть — совесть трудолюбивого века; это не позволяет нам отдавать лучшие часы дня искусству, будь это даже самому великому и достойному. Искусство мы считаем предметом досуга, отдохновения; мы посвящаем ему остаток нашего времени, наших сил. Таков общий факт, изменивший положение искусства в жизни: когда оно требует у публики слишком большой затраты времени и сил, оно встречает противника в совести трудолюбивых и дельных людей и вынуждено обращаться лишь к бессовестным и ленивым, которые однако по самой своей натуре не охотники до большого искусства и воспринимают его требования как притязания. Поэтому для него в сущности должен был бы наступить конец, ибо ему нечем дышать; иначе говоря — большое искусство пытается, огрубив и замаскировав себя, сродниться с совсем другой атмосферой (или хотя бы привыкнуть к ней), с атмосферой, которая является в сущности естественной стихией лишь для малого искусства, для искусства отдохновения и приятной забавы».

А вот как Ницше характеризует высокоразвитых людей капиталистической эпохи в противоположность прежним эпохам: «Мы обогатились поэтому чувством огромного простора, но и огромной пустоты; и изобретательность всех замечательных людей нашего века направлена на то, чтобы избавиться от этого страшного чувства опустошенности. Противовесом этому чувству служит опьянение… Как мы регистрируем и ведем учет нашим маленьким наслаждениям, словно этим суммированием многих малых радостей можно создать противовес этой пустоте, заполнить ее, — как мы обмазываем себя этой суммирующей хитростью».