Марио: Ну, не всегда. Порою я тоже с ними плохо обращаюсь. Говорю, например: я сегодня уже давал твоему дружку, чё тебе еще надо? Как будто они знакомы — просто потому, что оба негры. Позавчера один канючил: «дай, дай, пажалюста, дай». Я вытащил кошелек, а он всё продолжал. Тогда я ему сказал: «замолкни, а то не получишь ничего». Я сказал это очень грубо, как никогда не поступил бы с человеком своей расы. Обращался с ним как со своей собакой.
Стив: Все ты нормально сделал. Коли он пристает…
Марио: Мне стыдно. Раньше я думал, что в мире существуют критерии справедливости. А теперь не знаю.
Стив: Я верю только в то, что люди — гады.
Марио: Тогда зачем мы едем в Нью-Йорк?
Стив: В смысле?
Марио: Если все такие говнюки, чего мы так корячимся?
Стив: Чтобы всех нагнуть.
Марио: Кого?
Стив: Жизнь. Я тренируюсь только для того, чтобы нагнуть жизнь. Если не держишь это в голове, если ты на этом не зациклишься, то никогда ничего не добьешься. Жизнь — это кошмар. А ты — внутри. И должен ее отыметь, а то она отымеет тебя. Надо заставить ее платить. Пусть пожалеет, что стала кошмаром! Мы слепые черви? Нас ждет смерть? Ну и черт с ним! Но сперва я тебе покажу, что почем, ты у меня нахлебаешься!
Марио
Стив: Отсосом.
Марио
Стив: Отсосом Франки. Мы столкнулись в доме общих друзей. И ты принялся рассказывать об одной вечеринке, на которой был две недели назад. Я сказал тебе, что тоже там был. Потом мы отошли в сторону поболтать об этой вечеринке и я спросил, помнишь ли ты Франку. «Еще бы, — отвечал ты, — я с ней даже целовался». «А у меня она отсосала», — сказал я. Тогда ты спросил: «Извини, в котором часу это произошло?» «Часов в десять». Тут ты побледнел и пробормотал: «Блин, а я с ней целовался в половину одиннадцатого…»
Стив: Ладно, хватит. Ты мне дыхание сбиваешь.
Марио: А этого я не помню.
Стив: Ну конечно. Ты даже не помнишь, что увел у меня девушку.
Марио: Франку?
Стив: Анну, а не Франку. Анну.
Марио: Ах, да, Анна…
Стив: Год.
Марио: Ну хорошо, год. Какая разница? Ты был очень тверд. Я тобой восхищался! Говорил, что она для тебя ничего не значит.
Стив: Такие вещи не проходят просто так.
Марио: И как же они проходят? Ты страдал?
Стив: Три года.
Марио: Почему ты никогда мне об этом не говорил?
Стив: Ненавижу ревность.
Марио: То есть вместо того, чтобы признать, что ты ревнуешь, ты просто три года отравлял себе жизнь?
Марио: Ты предпочел делать вид, что она для тебя ничего не значит, вместо того, чтобы просто сказать мне? Не понимаю я, что у тебя в голове творится.
Стив: Это мне твою башку расколотить надо было.
Марио: Что, сейчас подеремся?
Стив. Да ладно. Давно проехали.
Марио: Проехали и закопали. Но я в замешательстве. Я ничего не помню. Этот нормально, Стив?
Стив: Ты пыхтишь уже сорок семь минут. У тебя мозги перенасыщены кислородом.
Марио: Что это значит?
Стив: Дыши спокойнее, и тебе станет лучше.
Марио: Мне уже становится лучше. И с того момента, как мы снова побежали, мне совсем не тяжело. У меня череп пустой, и в голове чернота одна. Ощущение такое, что я лечу.
Стив
Марио: Да, ты прав! Надо преодолеть кризис. Когда станет лучше, надо идти вперед и больше не останавливаться. Прибавим немного?
Стив: Не стóит. Мы уже достаточно пробежали.
Марио: Я чувствую, что могу прибавить!
Стив: И ошибаешься. Не соразмеряешь свои силы.
Стив: Я серьезно. Не рвись, а то спечешься. Ты себя хорошо чувствуешь, но это только на мгновение. Передышка между одним кризисом и другим.
Стив: Знает ведь, что у меня болит селезенка, и затеял рывок!
Стив: Ты мне хочешь помочь или нет?
Стив: Сперва еле плёлся, а потом, когда надо другим…
Стив: Меня узнали италоамериканцы?
Марио
Стив: Что они кричат?
Марио: Гоу, гоу.
Стив: Громче!
Марио. Гоу! Гоу!
Стив: Гоу! Гоу! Они подбадривают, он сжимает зубы. Поднимает голову. Успокаивает дыхание. Снова овладевает собой. Мобилизует внутренние ресурсы, вспоминает о гордости чемпиона. Это просто чудо! Он снова вырывается вперед.