Не только внешне, но и характером прибывший из Берлина офицер с первых дней напоминал Мигачеву сына, двадцатиоднолетнего гвардии сержанта, который погиб под Варшавой на излете войны, – такой же упрямец, такой же поборник правды и справедливости, такой же по-детски наивный романтик. Мигачев даже немного завидовал, что этот неугомонный переводчик может себе позволить искать брата, тогда как он сам, Мигачев не смог отправиться на поиски могилы сына, хотя не раз обращался с рапортом к вышестоящему начальству.
– Это распоряжение сверху, – тихо произнес Мигачев. Он развел руками и вздохнул. – Хотел бы что-то изменить, но не могу. Сегодня ночным бортом в Москву. Ступай домой. Собирайся. В девять вечера пришлю за тобой машину. Это все, что могу сделать для тебя сейчас.
Он отвернулся, чтобы Волгин не увидел выражения его лица, – полковник и без того сожалел, что выдал самые свои потаенные чувства.
41. Главный
– Солдаты Германии! – голос Хельмута звенел и наливался силой. – Мы, наконец, собрали силы, чтобы взять нюрнбергскую тюрьму и освободить узников. Послезавтра нам предстоит великая миссия. Мы победим, и наша родина будет жить вечно!
Хельмут стоял на площадке возле бревенчатого дома. Перед ним простиралась огромная поляна, заполненная людьми, а вокруг – густой лес и необитаемые горы.
Сюда в последние несколько месяцев узкими ручейками, чтобы не привлекать внимания, стекались группы людей со всей Германии. Это были бывшие эсэсовцы и солдаты вермахта – все, кто не смирился с поражением в войне, кто жаждал продолжать дело фюрера.
Система была налажена четко. Можно сказать, вся сохранившаяся подпольная сеть страны работала сейчас на армию Хельмута. Основу этой армии составляли беглые военнопленные из лагеря, которыми руководил Франц.
Под еловыми кронами был разбит внушительный военный лагерь. Палатки высились на склонах среди сосен и замшелых штабелей бревен.
Провиант доставлялся по горным тропинкам, проложенным когда-то для местных лесорубов. Им же принадлежал бревенчатый дом, оставленный еще в самом начале войны и с той поры не использовавшийся. Теперь имущество лесорубов перешло во владение боевиков Хельмута.
– Будьте готовы положить свои жизни на алтарь победы! – завершил свою речь Хельмут, и троекратный яростный вопль «Зиг хайль!» спугнул затаившихся в кронах деревьев птиц.
После этой торжественной пятиминутки, позволявшей сохранять воинский дух, боевики вернулись к прежним занятиям: кто чистил оружие, кто снаряжал пулеметные ленты.
Обходя лагерь, Хельмут наткнулся на Удо.
– Где автомат?
– А можно я не пойду? Я не хочу.
Хельмут подтянул подростка к себе, зажал шею под мышкой и приставил к виску пистолет.
– А так хочешь? – поинтересовался он.
Удо испуганно захлопал ресницами. Хельмут встряхнул его за шиворот.
– Пойдешь со всеми! В первых рядах, понял? Будь мужчиной!
Вложив оружие в руки пацана, оттолкнул его в сторону и направился к дому лесорубов.
На двери красовался тяжелый навесной замок. Хельмут открыл его, гремя ключами, и вошел внутрь. Он оказался в узком коридоре с несколькими дверьми. Неяркий свет пробивался сквозь щели под потолком.
Хельмут снял засов с самой дальней двери и вошел в просторную, хотя и неприютную комнату. Из обстановки здесь находились только два топчана и низенький стол. На топчане в груде рванья лежала Эльзи, а рядом, положив ей ладонь на лоб, сидела Лена.
Она обернулась на вошедшего.
– Отпусти нас, пожалуйста! – негромко попросила она и провела рукой по грязным, спутанным волосам девочки.
Эльзи застонала. Губы ее потрескались, на бледных щеках горел лихорадочный румянец.
– Ты же видишь: она болеет. Ей нужен врач.
– Потерпит. Теперь уже совсем немного осталось.
– Отпусти нас. Хотя бы ребенка отпусти! – взмолилась Лена.
Хельмут приблизился к ней и провел ладонью по щеке.
– Ты мне веришь? Все будет хорошо.
В глазах девушки заблестели слезы.
– Ей нельзя оставаться здесь!
– Мы здесь не останемся. Скоро мы будем очень далеко.
Он наклонился к Эльзи и сдернул с руки ребенка варежку с инициалами ИВ.
– Это ведь русские буквы? – глухим голосом спросил Хельмут. – Что они означают?
– Иисус воскрес! – с вызовом ответила Лена.
Хельмут фыркнул и, брезгливо отшвырнув варежку, сообщил:
– Мы уйдем вместе. Ты и я. И, может, она тоже, если, конечно, я захочу.
Он с грохотом захлопнул дверь и вставил в пазы тяжелый засов.
– Молот! – донеслось из кустарника. Ветки тихо качнулись.
Хельмут пошел на зов.
– Какого черта? – рявкнул он. – Вы с ума сошли?!
Он огляделся по сторонам. Жизнь в лагере шла своим чередом, казалось, никто не заметил появления нового человека, главного человека во всей предстоящей операции, – той самой Тени, с которой Хельмут встречался в катакомбах под храмом.
В последние полгода они старались не видеться, это было слишком опасно.
«В этом мире уже никому нельзя доверять, даже себе», – сказала Тень во время их последней встречи.