Лицо Хельмута исказилось. Он доверился этому человеку, он говорил о том, что волнует его больше всего. Мог ли он вообразить, что, стоя перед истерзанной фреской, исповедуется советскому офицеру?..
– Бросай оружие, Молот! – крикнул Волгин. – Игра проиграна!
Хельмут и сам понимал это. Солдаты союзных войск теснили его отряд, немцы бросали оружие. Кто-то сдавался, кто-то бросался прочь.
Кто-то – но не Хельмут. Он не собирался просто так признавать поражение. Он еще повоюет. Он отступит, однако только для того, чтобы, собравшись с силами, нанести новый удар.
Хельмут сделал шаг в сторону, затем проворно метнулся к входу в катакомбы.
– Стой, Молот! – Волгин бросился за ним, держа противника на прицеле.
В этот момент Хельмут вдруг совершил резкий прыжок и оказался рядом с фигурой в советской шинели. Он мгновенно выбил из руки противника пистолет, а свой приставил к его виску.
Зайцев ничего не успел предпринять. Он беспомощно разевал рот и пятился, увлекаемый Хельмутом в бетонную нору. Волгин видел на его искаженном лице округлившиеся от страха глаза. Прикрываясь Зайцевым, Хельмут уже растворялся во мраке.
– Брось оружие! – крикнул Волгин.
Он выстрелил. Хельмут вскрикнул и повалился наземь.
И тут произошло неожиданное: Зайцев проворно подхватил поверженного врага, перекинул его руку через плечо и поволок в глубину подземелья.
– Зайцев! – растерялся Волгин.
Тот обернулся.
– Ты… чего, Зайцев?
Вместо ответа лейтенант выдернул чеку и швырнул гранату в основание плиты, нависавшей над входом в катакомбы. Мощный взрыв потряс своды. Плита рухнула вниз, подняв облако бетонной пыли. Лаз был надежно запечатан.
Волгин ошеломленно глядел на оседающую пыль, не веря своим глазам.
К уютному, увитому густым плющом особняку, в котором размещалась городская администрация, подъехали пара грузовиков и легковушки. Солдаты спрыгнули из кузова на землю.
Мигачев оглядел отряд и сделал знак: за мной!
Старинные дубовые двери распахнулись, открывая просторное помещение. С потолка свисала огромная хрустальная люстра, озаряя светом благородные дубовые панели и выстроившиеся вдоль стен полки с бумагами. На второй этаж вела покрытая ковром лестница.
Несмотря на поздний час, за некоторыми столами возились клерки; они настороженно уставились на вошедших.
– Герр Швентке? – спросил Мигачев.
Взгляды клерков устремились наверх, на площадку второго этажа, где из кабинета возникла фигура волгинского знакомого.
Герр Швентке учтиво склонил голову и дружески улыбнулся. Он поднес было зажигалку к сигарете, но выражение лица Мигачева остановило его.
Он все понял. Одно только неясно было ему сейчас: кто и как мог нащупать тонкие, едва заметные нити, ведущие к организатору большого заговора? Хельмут, пожалуй, был единственным, кто знал о функциях каждого в этой затейливо сплетенной сети; однако Молот не мог его выдать, в этом герр Швентке был абсолютно убежден – слишком идейным и свято верующим в собственные идеалы был этот поборник нацистского режима.
Герру Швентке и в голову не могло прийти, что всему виной была худенькая девушка, с которой он столкнулся однажды у ворот Дворца правосудия; девушка тогда вглядывалась в него с интересом, достопочтенному чиновнику запомнилось, что он был польщен мимолетным вниманием со стороны юной особы. Лена опознала представителя городской администрации, когда он самолично явился в лагерь, чтобы сообщить Хельмуту о времени казни узников нюрнбергской тюрьмы, и передала сигнал через Удо.
– Она узнала, кто главный! – торжествующе выпалил Волгин в кабинете Мигачева. – Вы никак не могли получить эти сведения, так вот вам они!
Так был раскрыт главарь подпольной организации – оставалось только арестовать его, что и поспешил сделать Мигачев.
Герр Швентке развернулся и торопливо двинулся по коридору в глубину здания. За спиной его звучали тяжелые солдатские сапоги. Герр Швентке ускорил шаг. Строго говоря, он знал, что бежать ему некуда, однако сейчас им руководил извечный человеческий инстинкт самосохранения, противостоять которому почтенный чиновник был не в силах.
«Задняя лестница, черный выход, – лихорадочно соображал герр Швентке, – гараж, ключи от замка в кармане, главное, чтобы завелась машина».
Но он не успел выйти к лестнице. Из-за поворота возник Гудман, а за ним отряд американских солдат.
Герр Швентке замер, потом осмотрелся и, оценив ситуацию, принялся щелкать зажигалкой, пытаясь прикурить сигарету. На губах его по-прежнему блуждала дружелюбная улыбка, однако пальцы предательски подрагивали.
Гудман и Мигачев поглядели друг на друга. Советский полковник вдруг весело подмигнул американскому.
В то же самое время в спортивном зале нюрнбергской тюрьмы шли последние приготовления. Палач Вудс проверял, насколько прочно завязаны петли на всех трех виселицах. Свидетели – по два журналиста-представителя от стран-победительниц, военные эксперты, медики, офицеры охраны – занимали места на скамьях, установленных напротив эшафота.
Осужденные – по крайней мере, те из них, кто был в силах справиться с едой, – завершали свой последний ужин.