Нюрнберг

Неподалеку от стен тюрьмы солдаты союзных войск загружали в кузова грузовиков арестованных боевиков Хельмута; их колонна казалась нескончаемой.

Волгин шел, вглядываясь в лица пленных, стараясь никого не упустить. Удо едва поспевал за ним. Волгин надеялся высмотреть в толпе Хельмута и Зайцева.

…А они тем временем двигались вглубь катакомб, удаляясь все дальше и дальше от эпицентра событий. Зайцев волок Хельмута на себе, Хельмут прихрамывал. Простреленная левая голень его была наскоро перемотана бинтами, сделанными из нижнего белья.

Издалека – то ли сверху, то ли из глубин подземелья – доносились звуки перестрелок, неумолимо затихая с каждой минутой. Воцарялась гулкая, мрачная тишина, нарушаемая только шарканьем ног.

– Нас предали! – твердил Хельмут, будто в бреду. – Нас кто-то предал… Как это могло произойти?.. Никто же не знал!..

– Сейчас уже поздно говорить, – пытался успокоить его Зайцев. Он задыхался и уже обессилел: тащить на себе могучего эсэсовца было задачей непростой.

– Давай в лагерь! – распорядился Хельмут.

– Там уже могут быть американцы. Надо бежать. Ты говорил, у тебя есть надежные люди, которые могут нас укрыть на Западе.

– Сначала в лагерь.

– Не упрямься! Там уже все равно никого нет.

– Там Хелена!

– Ничего с ней не случится. Сама выберется.

– Я не могу ее бросить, я должен забрать ее.

– Да черт с ней.

– В лагерь! – взревел Хельмут.

Он оттолкнул Зайцева и ухватился за скользкую, мокрую стену, всем своим видом показывая, что намерен довести дело до конца.

– Дурак, – сказал Зайцев. – Ты что, еще не понял?

Хельмут вопросительно поглядел на своего спасителя.

– Это же она! – Зайцев шмыгнул носом, а потом рассмеялся злым смехом. – Это все из-за нее. Это она вас сдала, твоя Хелена!

Несколько мгновений немец осмыслял услышанное. Затем на лице его возникло гневное выражение, не сулящее обидчику ничего хорошего.

– Бред, – проговорил Хельмут.

Вместо ответа Зайцев вытащил из кармана грязную варежку. Тот повертел ее перед глазами, будто не веря в очевидное. Он помнил эти буквы и помнил, что они означают «Иисус воскрес».

– Доведи меня до лагеря, – в конце концов размеренно проговорил он, и в спокойном, с металлической интонацией голосе прозвучали непреклонность и жестокая решимость.

– Не глупи, Хельмут!..

– Веди! – взревел тот с такой могучей, звериной силой, что Зайцеву оставалось только повиноваться.

43. Последняя схватка

– Экий же ты упрямец! – Полковник Мигачев в раздражении выскочил из машины. – Посмотри, что кругом делается!..

Он развел руками, будто хотел продемонстрировать Волгину то, что тот и сам видел. Угрюмо фырча, грохотали по брусчатке грузовики. Перемещались мобильные отряды солдат, подгоняемые офицерами с сосредоточенными лицами. Охранники вели колонну понурых пленных боевиков.

– Товарищ полковник!.. Он знает, как туда добраться! – настаивал Волгин, указывая на Удо, стоявшего поодаль. – Дело верное!

– Сам ведь знаешь: все въезды и выезды из города закрыты до шести утра. Чрезвычайное положение. Или ты предлагаешь, чтобы я отменил приказ американцев?..

– Никак нет.

– Ну, хочешь – бери мою машину. Но до окончания комендантского часа все равно не пропустят.

– Будет поздно. Вы же можете…

– Да не могу я! – взвился Мигачев, мучительно ненавидя капитана – за то, что нажимает на мозоль зависимости от устава и правил, и себя ненавидя – за то, что вправду не способен что-либо изменить. Ощущение бессилия – одно из самых тяжелых для мужчины, если не самое тяжелое. – Что ж ты руки-то мне выкручиваешь, а?

Он посмотрел на Волгина, который еще минуту назад был полон сил и энергии, а теперь стоял, опустив голову, будто из него выкачали воздух.

– Прости, капитан. Чужая зона. Мы уж и так с ними наконфликтовались, с американцами. – Мигачев помолчал, потом добавил: – Мне ее тоже очень жаль, Лену твою. Она девушка хорошая, несмотря ни на что. И сильная. Много для нас сделала. Хотел бы помочь! Очень хотел бы. Но не могу. Никого из наших не выпустят.

Он плюхнулся на переднее сиденье, машина взревела и покатила по улице, но вдруг, ярко вспыхнув красными огнями, остановилась и двинулась задним ходом.

Волгин с тайной надеждой наблюдал за этим маневром.

Мигачев опустил стекло и поманил подчиненного. Вид у него был хитрый и заговорщицкий.

– А ты ведь с американцами дружбу водишь, разве нет?

– Вы про что, товарищ полковник?

– Не про что, а про кого. Вокруг тебя все время парочка ошивается, журналистами прикидываются, – эта бестия рыжая и дружок ее, фотограф.

– Почему прикидываются? Разве они…

– Неважно, кто они. Ты не знаешь, и я не знаю. А может, и знаю, – лукаво улыбнулся полковник. – Вот к ним и обратись. С ними, может, выпустят.

Шофер лихо газанул, и через несколько мгновений автомобиль скрылся за поворотом.

* * *

Волгин обнаружил Нэнси там, где и предполагал. Она кружила у ворот тюрьмы, голодным взглядом провожая тех счастливчиков, кто, показав особый пропуск, проходил внутрь сквозь тройные заслоны охраны. Увешанный фотоаппаратами, ее верный спутник, как всегда, крутился рядом.

– Привет! – сказал Волгин. – Как дела?