Нюрнбергский процесс глазами психолога

В конце заседания Геринг попытался обратиться к обвиняемым и их защитникам с поздравлениями и все норовил воспротивиться первым покинуть зал заседаний для препровождения в камеру. Его пришлось буквально втолкнуть в лифт.

Ширах высказался следующим образом:

— Этот свидетель Фрика вряд ли облегчит участь самого Фрика, но вот Герингу напакостит недурно… Но Шахт ведь такой же член этой партии, как и все остальные, в конце концов.

Тюрьма. Вечер

Камера Шахта. Шахт встретил меня свежим и окрыленным.

— Ну, так что я вам говорил? Теперь легенде Геринга пришел конец, не так ли? Должен признаться, что я просто счастлив, что мне после стольких лет удалось разоблачить этого гангстера, этого преступника, терроризировавшего миллионы порядочных немцев, доказать, кто он есть на самом деле! Теперь наконец маска сорвана! С его стороны было большой глупостью пытаться обвинить меня. Из меня вышел бы лучший свидетель. Великолепно, что выплыл наружу этот скандал с его адвокатом. Позорнее эпизода на этом процессе еще не было. Теперь все увидят, что это за человек.

Камера Шпеера. Шпеер полностью разделял радость Шахта.

— Теперь вы убедились, как наружу проступает преступная натура этих людей, стоит только к ним пристальнее присмотреться. Мне кажется, теперь есть опасность, что люди клюнут на то, что разыгрывал из себя Геринг — эдакий патриот, превыше всего ставивший интересы фатерланда, честный и неподкупный.

Камера Шираха. Ширах не смог скрыть своего волнения по поводу того, что его герой остался без маски. Я воспользовался этим обстоятельством и указал Шираху, каким откровенным ханжеством оказалось позерство Геринга после того, как стали общеизвестны нелицеприятные факты. Я напомнил ему и о том, что и сам Ширах был твердо убежден в том, что Гитлер с Гиммлером во время пресловутого «ремовского путча» «слишком много знали друг о друге», поэтому как преступники были заодно.

Но после того как было установлено, что и Геринг был вовлечен в эту историю, даже я убедился, что вся эта троица действовала по тайному сговору.

Ширах явно не склонен был со мной соглашаться, пояснив, что когда Геринг героем вернулся с Первой мировой войны, он сам был ребенком. Но это не имеет отношения ни к его защите, ни к его политическим убеждениям. С момента краха Рейха Ширах был твердо убежден, что германская расовая идеология могла означать лишь катастрофу и гибель.

Камера Фрика. Фрик прекрасно понимал, что его свидетель решил участь Геринга, но, казалось, это обстоятельство мало волновало Фрика. Он лишь заметил, что свидетель говорил правду, и теперь пусть общественность узнает, каким путем Гиммлер шел к власти.

— Я бы и сам мог сломать Гиммлеру шею, — сообщил Фрик, — но Гитлер всегда поддерживал его. Гитлер вообще всегда был против моих предложений, чего бы они ни касались. Я стремился достичь всего законным путем. Я же все-таки как-никак юрист.

В словах Фрика явно проступало злорадство — теперь-то он сполна отплатил Герингу за то, что тот, как и планировал, продвинул Гиммлера к власти на его, Фрика, костях.

И то, как ярый сторонник «нюрнбергских законов» примерял к себе личину порядочности, порицая бандитов, от которых некогда потерпел поражение, преследуя свои узкоэгоистические интересы, не могло восприниматься иначе, чем ирония судьбы.

25 апреля. Дело Бломберга

Когда обвиняемые появились в зале перед началом утреннего заседания, они сразу же перешли к обсуждению предпринятой Герингом попытки запугать свидетелей. Шахт, Шпеер и другие обвиняемые из их окружения не скрывали цинизма, распекая недостойное поведение «германского патриота» Геринга перед международным судом. Дёниц заявил Редеру и Шираху, что со стороны Геринга было в высшей степени глупо обращаться к адвокату с подобного рода просьбой. Кейтель, повернувшись к ним, высказал свое мнение:

— Герингу следовало помнить, что они не смолчат, если он попытается говорить с ними на таком языке.

Именно в этот момент появился Геринг. Бывший рейхсмаршал был встречен ледяными взглядами. Дёниц поинтересовался у него, встречался ли Геринг прошлым вечером с доктором Штамером. Геринг, поколебавшись, ударился в объяснения, что все, мол, было на самом деле не так, как могло показаться, в конце концов, речь могла ищи о всего лишь частной беседе с его защитником.

В своей попытке сохранить лицо перед адмиралами Геринг повернулся к ним, едва в зал вошел свидетель Гизевиус, которому предстояло продолжить дачу показаний. Геринг заявил Дёницу и Редеру следующее:

— Вот, присмотритесь к этому изменнику! Он, какой-то чиновник из самых низов, каким образом он оказался здесь? С какой стати его выслушивают? Что он вообще может знать? Это самый настоящий предатель. Но ничего, пройдет 10–12 лет, и история распорядится по-другому с подобными изменниками.

Утреннее заседание.