Вероятно, никогда еще экономика Англии не зависела в такой степени от технологии чеканки и от производительности Монетного двора: экономические результаты английской революции не могли реализоваться без упорядочения денежного обращения, без наличия монет стандартного веса и устранения потерь государства и населения, связанных с неполноценными деньгами. Монеты чеканили вручную, они не имели точного размера и часто были неполновесными. Когда появились полновесные монеты, их прятали, переливали, увозили за границу, предпочитая расплачиваться неполновесными. Нужно было в сравнительно короткий срок увеличить производительность печей в Тауэре и создать филиалы Монетного двора в провинции. Ньютон добился увеличения выпуска серебряной монеты в четыре, а затем и в восемь раз. В 1699 г. реформа была завершена. Ньютону пришлось заниматься крупными финансово-экономическими проблемами и позже. Он докладывал о них палате лордов уже в качестве директора Монетного двора. Ньютон, в частности, предложил установить надолго сохранившееся соотношение: золотая гинея — двадцать один серебряный шиллинг.
Быт Ньютона в Лондоне теперь изменился. Он получал большое жалованье, был вхож в аристократические дома, сам принимал гостей, участвовал в правительственных и парламентских комиссиях. Монетный двор Ньютон посещал редко, обычно он оставался в своем доме в Пикадилли. Хозяйство там вела племянница Ньютона Катерина Бартон, дочь сводной сестры ученого, очень красивая девушка. Любовь Монтегю к Катерине (по-видимому, произошло их тайное бракосочетание) также была причиной поддержки, которую он оказывал Ньютону. После смерти Монтегю Катерина стала женой заместителя Ньютона в Монетном дворе Кондуитта.
В 1701 г. Ньютон оставил Тринити-колледж. В 1705 г. перед новыми выборами в парламент ученый приехал в Кембридж, который посетила королева Анна, искавшая поддержки вигов, необходимой для войны за испанское наследство. Королева пожаловала Ньютону титул, и он стал именоваться сэром Исааком. Однако на этот раз он не был избран в парламент: кандидатуру вига встретили криками «Церковь в опасности!». Но королевский двор стал для Ньютона местом частых визитов. Это отнюдь не входило в обязанности царедворца. По-видимому, король, принцы крови и их ближайшее окружение интересовались ходом научных исследований Ньютона. Такой интерес к науке — характерный признак эпохи. Благосклонное внимание королей и принцев, а чаще — королев и принцесс, появление салонных философов и даже складывающаяся традиция научных, вернее, научно-популярных изданий, специально адресованных великим мира сего (и опять-таки чаще их супругам и дочерям — напомним «Письма к немецкой принцессе» Леонарда Эйлера), — это выражение характерной особенности новой науки — ее освобождения из-под ферулы церкви и выхода за рамки профессиональных кругов. Диктатура канонических текстов осуществлялась в монастырях и университетах, очень близких к монастырям. Во дворцах и виллах итальянских герцогов, а впоследствии во дворцах и салонах всей Европы собирались люди, интересующиеся новым естествознанием, создавались независимые от церкви кружки.
Одним из таких кружков — самым известным — было Королевское общество. Ньютон состоял членом Общества с 1672 г., а в 1703 г. стал его президентом. Лондонское Королевское общество своими торжественно возвещенными принципами научного исследования в наибольшей мере соответствовало представлениям Ньютона о науке и научном методе. Созданное в 1662 г. из частного кружка, который Бойль называл «Невидимой коллегией», Королевское общество имело герб с надписью «Nullius in verba» («ничего словами»). В такой формулировке выражалось требование, чтобы на заседаниях Общества не рассматривались логические конструкции, а демонстрировались эксперименты. Это требование соответствовало и бэконовской эмпирической традиции (хотя сам Бэкон не столько производил опыты, сколько выводил их необходимость из логических конструкций), и индуктивистским представлениям Ньютона.