Ньювейв

Так, собирая иконы в городе Вязники, что во Владимирской области, меня невзлюбила местная милиция. К тому же, процесс, который начался деликатно, к середине семидесятых принял какие-то неприличные формы. Пошла волна ограбления домов и церквей; у меня-то отношение было романтическое. Если брал иконы, то максимум криминала был в том, что на вопрос «зачем иконы?» я назывался реставратором, оставляя подарки и небольшие суммы. А чаще, в ту пору, крестьяне отдавали иконы даром; помню такой случай: в подмосковной деревне Язвищи, где я оказался «первопроходцем», даже выстроилась целая очередь бабушек с черными закопченными образами. Одна принесла огромную икону с Георгием на белом коне, и я даже не знал, как ее вывозить, но женщина меня таки уговорила! Я это запомнил, потому что бабушка просила увезти куда подальше икону, сохраненную еще её матерью, приговаривая, что сын, как напьется, так все время обещает ее порубить топором и сжечь. Году в 75–76 м, я своими регулярными наездами очень раздражал вязниковского начальника милиции, алкоголика Сурайкина; к тому же единственный шиномонтаж был возможен в гараже той же местной милиции. Заклеивал я там колеса, намозолил им глаза, а незадолго до моего приезда в их районе как раз обворовали церковь. И вот милиционеры, недолго думая, решили это дело на меня и повесить. «Принимают» меня, сажают в камеру и едут ко мне на Каретный, к моей красавице жене, Ольге. Ее подружка Таня Квардакова была тогда замужем за сыном председателя КГБ Андропова, Игорем – и они как раз были у нас в гостях. И вот эти владимирские ухари без ордера вваливаются в нашу квартиру, начинают всё снимать со стен, проверять у гостей документы и натыкаются на знакомую фамилию в паспорте Игоря, сверяют с лицом…

В общем, милиционеры поняли, что они влипли очень сильно, потому что даже оснований для обыска у них толком не было, у меня было железное алиби. Мой старый приятель недавно напомнил тот эпизод – «ты бы видел, с какими лицами они оттуда уходили, пятясь и положив паспорта на стол». Когда я еще раз заехал в те же Вязники, меня сразу же арестовали, привели к Сурайкину и тот сказал, что отбирает у меня все документы, дескать, пока не попросишь прощения, документов тебе не видать. Ну, я мысленно послал его нахер. Спокойно собираю в течении недели иконы у него под носом, отъезжаю в сторону Москвы, зарываю все в яму, забросав ветками, возвращаюсь в отделение. И спрашиваю: «Ну что, мне тут на колени встать? Я неделю тут уже акридами питаюсь». Сурайкин говорит: «Ты понял, что нельзя у меня под носом иконы собирать?» Говорю – понял. Получил документы, загрузил машину доверху и уехал…

Фарцовщиком и утюгом я никогда не был. Тех, кто занимался иконами, называли «иконщиками», «досочниками», а иконы – «досками» и «айками». Гуляла тогда вся наш новомодная братия в ресторане «Архангельское», где сходилось все «деловые», от откровенно криминального до богемно-творческого люда. Мы иногда встречались в кабаках с «утюгами», которые создавали по ресторанам «итальянский стиль», заказывая музыкантам песни Челентано. Уживались тогда рядом все, вплоть до того момента, когда наших престарелых выживших из ума верховных котиков не втравили в историю с Афганистаном.

На мой взгляд, это была, конечно же, провокация: дряхлеющие члены Политбюро совершили ключевую ошибку, введя туда войска. В этом были и стратегические ошибки, и много личного (Брежнев, как я слышал, разозлился на Амина) – и с того момента пошел какой-то негативный процесс. И вот на этой волне, вернее, на спаде, мы докатились до Олимпиады. Ожиданий она не оправдала. Чем-то это явление было похоже на сочинскую Олимпиаду, которая при всем размахе закончилась пшиком, на фоне Майдана и ощущений новой «холодной войны». Так и тогда Запад постарался все это дело облажать. Был я на открытии в Лужниках, к этой дате всех неугодных элементов убрали из поля зрения. Как моего брата, самого яркого хулигана в нашей компании. У него была «статья», которая отмазывала его от армии, но у Володи действительно были проблемы… Вот его, в важные для страны моменты, будь то приезд Никсона или Олимпиада, тут же упаковывали в «психушку» с глаз долой подальше. Москва была пустынной, везде продавалось многое а-ля заграница, а я, как дурак, поехал накануне церемонии Открытия за иконами и не врубился, что контроль будет усилен и все машины будут шмонать при въезде в город. Причем, кордоны начинались от Владимира, где у меня изъяли всю мою добычу и так и не вернули, хотя у меня были расписки от бывших владельцев икон. Зато именно с этого периода у меня лет, наверное, на восемь началась другая история, в рамках которой у меня кто только из самых одаренных рок-музыкантов СССР не перебывал и не переиграл в моем доме! Все тогда только восходящие звезды питерского рок-клуба давали свои первые московские концерты у меня. Я и сам уже не помню всех и всё, к тому же в 82-м появился видеомагнитофон, и формат «квартирников» чередовался с кино-видео просмотрами.