Ниже нуля

– Ок, плюс-минус один градус по Цельсию. – Наоми двигала фонариком дальше, и Кекс читал штампованные буквы под уже неработающими приборами. – «Синхронность холодовой цепи», «Проверка регистратора данных», «Коэффициент смещения», «Внутренний линейный генератор», «Тестовый линейный генератор», «LE1 тестовый», «LE2 тестовый», «Внутренний лазерный диод»… Господи, их вроде бы штук двадцать! – Он снова повернулся к датчику справа от себя, когда тот опять начал мигать и пищать. – Но работает, похоже, только один.

– Термистор NTC.

– Ага. Ты знаешь, что это?

Наоми помолчала.

– Термистор – часть электрической цепи. Они бывают двух типов – положительные, когда сопротивление растет вместе с температурой, и отрицательные, когда сопротивление падает, если температура поднимается.

– То есть здесь термометр?

– Нет, электрическая цепь, которая реагирует на температуру.

– Как градусник.

– Никакой это не термометр, говорю же.

Он посмотрел на нее.

– Кто ты вообще такая вот из себя умная?

– Училась всему понемногу. Требования для ветшколы.

Датчик запищал, и Кекс повернулся к нему.

– Ему уже лет сорок. Почему он до сих пор не вырубился?

Она пожала плечами.

– Может, кому-то надо следить за температурой.

БИИИП.

– Но зачем?

– Хороший вопрос. И что еще за подвальный этаж? – Она снова посветила фонариком ему в глаза. – Я считала, этаж здесь всего один.

8

Муни возил тела уже два дня, и у него теперь свербило в носу. Сперва он предположил, что запах доносится откуда-то еще, может, от пивоварни на противоположном берегу реки, или это тот приторный, «сиропный» аромат, витавший над долиной уже пару лет, или он сам так воняет, что неудивительно в такую погоду.

Хотя он знал, что пахли именно трупы.

В жару Муни всегда чувствовал себя плохо, поэтому Уганда стала странным выбором для работы, но ведь ты не всегда сам выбираешь свой путь в этом мире: иногда он выбирает тебя.

Но сейчас он находился не в Уганде. Жизнь выбрала его охранять останки двух несчастных тварей, лежащих в багажнике, и делать было нечего. Кстати, труднее всего оказалось найти место, куда их можно пристроить. Официальные каналы исключались сразу (по очевидным причинам), обычные помойки тоже (из уважения к покойникам), как и любое место, которое в будущем отдадут под застройку или магазины (ведь тела рано или поздно найдут). Скрытно похоронить их где-нибудь, скажем, в Потаватоми, было бы вообще негде, и Муни начал думать, что не проще ли сбросить тачку вместе с трупами в реку, как он видел однажды по телевизору.

Первой и самой очевидной мыслью, возникшей у него в голове, было купить что-то вроде герметичного мешка, запихнуть в какую-нибудь ячейку на хранение, запереть дверь, выбросить ключ и забыть. Но пока он утром ездил на разведку на склады Атчисона, запах стал пробиваться сквозь трещины в кузове, ткань и обивку, и Муни подумал, что нет ничего, созданного Богом или человеком, что сможет сдержать чудовищную вонь. Кроме Матери-Земли.

Прибавим сюда плату за хранение – почти пятьдесят долларов в месяц. Да пошло оно. Дешевле купить пару галлонов бензина и спалить тела на заднем дворе родительского дома.

Он развернулся на парковке, и уже выезжая из восточной части хранилища, вдруг увидел на склоне холма у гребня лесную полянку. Муни понял, что два гниющих трупа в багажнике обретут здесь свою личную Валгаллу. Он поднялся на холм, изучил мирный пейзаж под шепчущими соснами и обнял себя. Он иногда так делал: обвивал себя обеими руками и крепко стискивал, издавая воркующий звук, чтобы напомнить себе, что еще жив, и его любят, пусть иногда только он сам. Но ведь из маленьких желудей заботы вырастают огромные дубы любви, разве нет?

Лучше места не придумаешь. Он упокоит несчастные души как положено, выроет для них яму ниже уровня промерзания почвы, на этом славном, непригодном для застройки холме, откуда с одной стороны открывается прекрасный вид на реку, а с другой на скалы. Естественные природные сокровища простоят здесь, по его прикидкам, нетронутыми еще сорок-пятьдесят тысяч лет.

Мертвых никто не потревожит.

Да. Идеальное местечко.

И он пошел к машине, чтобы вернуться сюда под покровом темноты с лопатой. Около десяти вечера он припарковался метрах в пятидесяти от восточного входа и выключил фары. На парковке стояла одна машина, наверное, сторожа, и она выглядела знакомой. Но неосвещенный холм на противоположном берегу Миссури охрану не интересовал, потому Муни решил, что он находится в безопасности.

Он вылез из автомобиля, направился к багажнику и поморщился от жуткого запаха, буквально изливающегося наружу.

Муни сделал огромный глоток свежего ночного воздуха, быстро открыл багажник, и ему прямо в лицо ударила такая омерзительная, агрессивная вонь, какой он никогда еще не чувствовал. Пахло не просто плохо, слово даже отдаленно не подходило, запах причинял реальную боль, настолько оказался сильным. Он был плотным, физически ощутимым, имел форму: у него были тысячи рук, и они вцепились в Муни, в лицо, в глотку, в ноздри и легкие, запуская внутрь свои толстые пальцы.