НЛО майора Казанцева

— Есть или нет, нам не так и важно, — вздохнул Волхв. — Мы все равно должны действовать так, как будто он есть.

— Резонно, — кивнул я.

— Наш полет проходит слишком гладко. Психограммы людей на борту соответствуют базовым. Никаких отклонений. А чтобы спровоцировать поведенческую и эмоциональную аномалию, помогла бы хорошенькая встряска, — пояснил Волхв. — Тогда, может, и зацепим кончик.

— По поводу встряски подумаем, — сказал я.

Но по поводу встряски космос подумал за нас. И как подумал!..

Глава 22

Мне нравилось слоняться по длинным коридорам «Афанасия Никитина». Печатать тяжелый, щедро наполненный силой искусственной гравитации, шаг по пористому и упругому пластику пола. Вдыхать свежий воздух с ароматами цветов и фруктов — психологи считали, что такие запахи благоприятно действует на психику в дальних рейсах. Мне нравился царящий здесь простор и бытовая отлаженность. Такая вот красота, непривычная для звездоплавателя старой закалки.

Вспоминался полет на Плутон. В края, до того исследованные лишь автоматами, да и то поверхностно. А исследовать самую крайнюю планету Солнечной системы стоило. Почти три года двенадцать человек пребывали в тесной жестяной коробке, главным достоинством которой была невиданная доселе скорость. Большая часть пути прошла в невесомости. И хотя способы борьбы с ней отлажены — начиная от медикаментов и аппаратуры и кончая простыми физическими упражнениями, это было очень тяжело. Да, о таком комфорте, как на «Афанасии Никитине», мы могли только мечтать.

Интересно, если наших завсегдатаев салона поместить туда, что с ними было бы? Экспедицию или пришлось бы возвращать, или выбрасывать пассажиров в открытый космос.

Коридорчик закончился входом в каюту капитана. Куда я был приглашен.

В моем присутствии Железняков обычно снимал маску невозмутимости и даже где-то становился похож на человека.

— Рад видеть, — сказал он.

Мы традиционно выпили по чашке его фирменного чаю, который он заваривал с применением какого-то волшебства, не иначе. Из обычных ингредиентов чай получался изумительным.

Он поставил на столик гобан — специальную доску для игры в Го, и выкинул первый камешек-фишку. К этой игре пристрастили капитана мы с Ламберто в ту самую, ставшую для меня переломной, экспедицию на Титан. Именно тогда Старьевщик приобрел уверенность в себе и понял настоящий вкус Поиска.

Мы мирно прихлебывали чай. А я смотрел на доску, где моя позиция неумолимо ухудшалась.

— Игра с тобой становится неспортивной, — поморщился я. — Мы с Ламберто выпустили джина из бутылки. Ты теперь обставляешь нас каждый раз.

— Ну, сперва вы с нашим итальянским другом обставляли меня. И ехидно радовались, — хмыкнул капитан. — А помнишь, как я обыграл тебя в первый раз?

— Когда мы зависли над Титаном, — улыбнулся я.

В тот полет на Титан, двенадцать лет назад, Железняков был одним из самых молодых капитанов-межпланетников. А я числился дублером пилота и руководителем наземной экспедиции.

— Когда я у тебя выиграл в первый раз, мне хотелось тебя расцеловать, — улыбнулся Железняков. — А через час мечтал тебя пристрелить.

Да, помню я его физиономию, когда я определил район высадки. Он был самый неблагоприятный на спутнике Сатурна.

— Ты решил заняться суицидом, — продолжил капитан. — И при этом ничего не мог внятно объяснить. Если бы не категоричное указание с Земли, я бы просто отстранил тебя от обязанностей. Или вообще бы запер в антирадиационной спаскамере до конца экспедиции. Свободно прохаживающиеся психи на борту опасны.

— Но потом ты понял, — многозначительно проговорил я, выкладывая камешек.

— Потом я понял… — кивнул капитан.

Он не стал продолжать разговор. Даже в узком кругу мы предпочитали не касаться тем с таким грифом секретности. Ведь он знал, что именно тогда и именно с того места поверхности я поднял, опять-таки с риском, но без особых эксцессов, Предмет.

— Гладко идем, — сменил я тему. — Штатно.

— Знаешь, больше всего люблю, когда все идет по рассчитанному и написанному, — капитан тоже выложил свою фишку на доску.

— Солидарен, — кивнул я. — Хотя тебе должны быть желаннее бой и пламя. Ты же мастер решения экстремальных ситуаций. Самый лучший мастер.

— И как мастер больше всего ненавижу эти ситуации, — возразил капитан. — Самое большое мастерство, чтобы их не было. Надеюсь дотопать до Урана без сучка и задоринки.

— Твоими бы устами, да мед пить, — неожиданно для самого себя выдал я глухо.

В этот момент у меня появилась четкая уверенность, будто сверху снизошла, что без сучков никак не получится. А на сук ведь можно и напороться так, чтобы на нем повиснуть.

— Имеешь опасения? — внимательно посмотрел на меня капитан, имевший некоторые представления о моих интуитивных озарениях.

— Да так. Будто ветром подуло… Будь острожен, капитан…

После этой игры в Го какое-то тревожное состояние, овладевшее мной, все росло. Казалось, что-то надвигается — неотвратимо и достаточно быстро.

Хотя корабль жил своей обычной жизнью. Вон, в салоне, куда я зашел, бушевали привычные страсти.