НЛО. Постижение тайны

А чем этот мир кажется нам? Мы объезжаем его кругом, зевая и томясь скукой. Если прогресс пойдет с такой же быстротой, то лет через триста объехать кругом света будет так же легко, как финикиянину пройти кругом своего города. Люди заполнят тогда землю, подымутся в воздух, настроят городов на океанах. Исчезнет тайна, исчезнет девственная почва, исчезнут леса, исчезнут нивы, замененные дымными фабриками, исчезнут полярные пустыни, исчезнут пампасы, море будет опустошено и станет безжизненно, как и земля. В воздухе повиснут провода, затеняя землю, и заоблачные высоты станут доступны и наполнятся миазмами от необузданно плодящейся жизни, как теперь грязные переулки.

Победа ума, победа искусства и мысли над природой? Да, победа, – но горе побеждающим. Они пожирают побежденного и потом пожрут друг друга. Где этому предел, где благодетельная рука, которая некогда, хотя бы в мечтах, направляла все к высшему благу?»

Несомненно, Владимир Галактионович был в курсе достижений атомистической теории начала ХХ века и, что также не исключено, знал не понаслышке о научных трудах в этой области своего младшего брата. Во всяком случае, косвенно об этом говорит следующая запись в дневнике от 27 мая 1921 года: «Объявление решительной войны религиям со стороны коммунизма я считаю большой ошибкой. Во-первых, я считаю, что дело религий еще не покончено. Поверхностный материализм (а с таким только материализмом мы теперь имеем дело) уже теперь обнаруживает всю свою поверхностность. Мир, как сложенный из атомов-кирпичиков, со своими физическими свойствами определяющих мироздание, уже теперь, когда самый атом уходит в бесконечность, – открывает, в свою очередь, такую же бесконечность для пытливого человеческого ума, и мироздание опять превращается в тайну. Это, конечно, далеко не та мистическая религия, допускающая чудеса и волхвования, но все-таки это опять… бесконечность. Я когда-то, лет 15 назад, был очень занят этой тайной, и меня влекли в нее следующие соображения: наука разрушила представление об атоме-кирпичике и раскрывает все более учение об атоме-бесконечности. На этой почве жизнь опять предстоит в качестве бесконечных возможностей. Я думаю вернуться к этому предмету, но сейчас у меня другие работы. Я когда-то (давно!) развивал в этом направлении целую стройную теорию. Н.К. Михайловский, выслушав ее, сказал, что все это возможно, но его не интересует. Николай Федорович Анненский отнесся к моей теории с необыкновенной и притом враждебной страстностью. Он уже остановился на своем материализме и не хотел с него сдвинуться. Однажды я целый вечер развивал свою теорию в присутствии нескольких профессоров, и один из них, выслушав, сказал, что его она заинтересовала, и (на мой вопрос) ответил, что ничего абсурдного с научной точки зрения в ней не видит».

Познакомиться с февральским Предисловием 1922 года Вернадского к его «Очеркам и речам» Короленко уже не смог: в декабре 1921 года он ушел из жизни… Можно, однако, предположить, что к тревожным раздумьям Владимира Ивановича В.Г. Короленко отнесся бы сочувственно и с пониманием. Для такого предположения есть определенные основания.

«Теплота и – взрыв»

Несколько лет тому назад во время работы над архивом В.Г. Короленко на глаза мне попалась набросанная на отдельном листке заметка без названия и даты. Вот ее содержание:

«Инерция религиозного чувства. Замирающий размах. Если бы вера в делах продолжалась, – не было бы ни тоски, ни разлада, ни катастрофы. Но инерция истощается.

Влияние политических элементов теряется постепенно и, как при всякой остановке, – на остановившиеся части происходит давление инертной массы. Теплота и – взрыв.

Теперь мир подходит к такой мертвой точке. Инерция веры стихает. Водворяется предчувствие катастрофы» (Короленко В.Г. Заметка (без даты) // Отдел рукописей РГБ.Ф. 135/ I.K. 19. Ед. хр. 1189).

Сопоставление этого наброска с другими рукописями Владимира Галактионовича дает основания предполагать, что относится он, скорее всего, ко времени после окончания революции 1905–1907 годов, смещенному к кануну Первой мировой войны. К этому времени, но уже с точной датировкой – 1908 год, относится замечательный (законченный!), пока еще, кажется, не публиковавшийся очерк. Замечателен, в частности, он тем, что Короленко на примере частного случая ответственность за происходящие в России гуманитарные катастрофы возлагает прежде всего на «сильную» верховную власть (Короленко В.Г. Сильная власть и катастрофы. 1908 // Отдел рукописей РГБ. Ф. 135. К. 15. Ед. хр. 858).

Предчувствие неотвратимо надвигающейся на человечество планетарной, экосоциальной по своей глубинной сущности катастрофы возникает у Короленко вскоре после возвращения в 1884 году из сибирской ссылки и последовавшего за ним личного знакомства с цивилизациями Старого и Нового Света, российской жизнью с ее безысходностью и нищетой, еврейскими погромами и прочими «прелестями».