Нобелевская премия

Хорошая идея. Я полез в карман и тоже отключил свой телефон. При моей везучести Ганс-Улоф позвонит мне в тот самый момент, как только я залезу ей в трусы.

Квартирка была маленькая и сразу видно, что девичья. Каждая стена была выкрашена в другой пастельный цвет, всё было жутко романтично, опрятно и чисто. Времени, чтобы вставлять в рамочки фотографии со школьных экскурсий и развешивать их на все свободные места, ей явно хватало. Был тут и небольшой стеллаж с книгами у письменного стола, на котором стояло несколько кривых, косых и плохо покрашенных глиняных вазочек с карандашами и шариковыми ручками. На полках были рассажены мишки, мягкие игрушки и расставлены прочие безделушки.

Я сделал короткий обход гостиной и холла. Одна стеклянная дверь выдавала, что за ней располагается ванная. Дверь, которая была закрытой, вела, следовательно, в спальню. Будем знать. Из кухонного окна видна школа, правда, перед этим взгляду приходилось пробиваться сквозь множество соломенных звёзд и прочую рождественскую мишуру.

Она указала мне на место у окна за маленьким столиком и налила воду для кофе.

— Вам с сахаром? — спросила она, и, когда я кивнул, поставила на стол лилового керамического бегемотика с дырой в спине, наполненного коричневым сахаром. Ну, ясно, как же иначе.

На тарелке громоздилась целая гора нарезанного кусками пирога манящего вида и аромата.

— Рождественский кекс я пока, к сожалению, не испекла, — сказала она, обставляя меня тарелками, чашками и обкладывая десертными вилками.

— Ничего, я не особо охоч до изюма, — ответил я и почувствовал, что голоден. Она тоже явно проголодалась, потому что принялась за свой первый кусок, ещё заваривая кофе. Кофейный фильтр, кажется, пропускал воду по одному атому.

— Судя по всему, у вас с Кристиной было взаимопонимание, — сказал я, чтобы увести разговор подальше от всех этих кофе ? молоко ? сахар ?

Она кивнула.

— Да, я думаю, у нас был хороший контакт. Потому меня и убила вся эта история с её болезнью. Мне даже снились кошмары, честное слово. Ну, мне будет что сказать её отцу, когда я увижу его в следующий раз…

Я поперхнулся.

— Мне было бы, право, очень важно, чтобы вы какое-то время подержали это в тайне. Может быть, ещё с неделю, — сказал я так серьёзно и внушительно, как только мог. — Ради безопасности Кристины.

Она посмотрела на меня, наморщив лоб, и снова подлила несколько капель кипятка.

— Не понимаю, как это связано с безопасностью Кристины?

— Вы поймёте это немного позже, — настаивал я. Мне самому не приходило в голову никакого убедительного объяснения, так что оставалось напирать только на это. Мол, я знаю то, чего не знаешь ты.

Некоторое время мы молчшш. Победу иной раз приходится высиживать.

— Ну хорошо, — сказала она, пожав плечами, и отвернулась. — Как хотите.

Я разглядывал её спину, пока она стояла у плиты. У нее и впрямь была хорошая фигура. Невысокая, но стройная. Поджарая такая. Такое тело умеет так сильно сомкнуться на тебе… Я заметил, что мои трусы при этой мысли начали натягиваться. К счастью, под комбинезоном это не было видно. Моя гормональная система работала на полных оборотах и явно взаимодействовала с лимбической системой так, что София Эрнандес Круз порадовалась бы.

— Мы говорили о Кристине, — попытался я вернуть свои мысли в нужное русло.

Биргитта Никвист убрала фильтр и стала наливать кофе.

— Верно, — сказала она. — Ну, что мне рассказать вам? С ней приятно беседовать. Она общительная девочка. Очень самоуверенная для своего возраста. Очень.

— Знаете какие-то подробности о смерти её матери? Она поставила перед нами полные чашки.

— Это была ужасная история. Автокатастрофа. Грузовик пролил масло, да ещё на повороте. Дорога была как каток, и это ночью. Мне страшно жаль эту семью. Я знала мать Кристины, понимаете?

— Должно быть, это был тяжёлый удар для девочки. Она села напротив меня и принялась задумчиво размешивать молоко в кофе.

— Да. Я в то время была в школе дежурной учительницей, к которой можно было прийти поплакаться, так что я по долгу службы знала про все беды детей. Мы в то время много говорили с Кристиной. Она и дома у меня была.

Я невольно поднял брови и огляделся.

— Здесь?

Она отрицательно помотала головой, и по её лицу скользнула грустная улыбка.

— Нет, не здесь. Тогда я ещё… жила в другом месте. Было что-то особенное в том, как она это сказала. Как будто я затронул тему, которую она хотела скрыть. Я решил при случае вернуться к этому.

— И как, по вашему впечатлению? Она справилась со своим горем?

— Думаю, да. Кристина обладает удивительной внутренней силой, понимаете? Просто диву даешься. Я думаю, это в ней от матери. Уж этого у неё никто не отнимет, внутреннюю силу и непоколебимость.

Я вонзился зубами в пирог, чтобы не взвыть. Эта женщина не имела никакого представления о жизни и о том, что в ней может случиться. Нет ничего такого, что у человека нельзя отнять. Ничего.

Проглотить. Отдышаться. Она ведь не со зла. Просто наивная, вот и всё.

— Раз вы говорите, что знали её мать, — спросил я, — что это была за женщина?