Нобелевский лауреат

— Мне нужно кое о чем спросить твою маму, — объяснила Ванда и лучезарно улыбнулась, представив себе, как она отвешивает мальчишке подзатыльник. — А ты тем временем пойди возьми себе чего-нибудь сладенького. Мне кажется, я там видела шоколадные пирожные. Они выглядели очень вкусными.

Глаза у мальчика заблестели.

— Можно, мама?

Моника Серафимова беспомощно пожала плечами.

— Хорошо, иди. Но, прошу тебя, не больше двух.

— Вылитый отец, не так ли? — подбросила Ванда, когда мальчик отошел на безопасное расстояние.

Моника удивленно посмотрела на нее:

— Вы это о чем?

— Я говорю, что он очень похож на отца, хотя называет его «дядей Асеном».

— Как такое могло прийти вам в голову?

— Но ведь об этом легко догадаться. Иначе, зачем бы Войнов стал вам помогать? Нашел вам хорошую работу, приносил деньги…

— Да потому что он меня любил. Он и ребенка любил, но это не его сын. Правда, иногда ему приходилось отчитывать мальчика, вести себя с ним строго, как обычно ведут себя отцы, но это было скорее с воспитательной целью, чтобы дать ему пример для подражания. Если вы мне не верите, я могу показать свидетельство о рождении ребенка.

— Я вам не верю, — спокойно ответила Ванда. — Но и свидетельство о рождении меня тоже не интересует. Пока оставим этот вопрос в стороне, он не столь уж важен. Скажите, как так получилось, что Евдокия Войнова не только пригласила вас на похороны, но и поставила рядом с собой, словно вы — член семьи?

— Но ведь наша связь с Асеном — это почти семья, — заметила Моника.

— И она об этом знала?

— Она все знала. Асен никогда ничего не скрывал. Он был честным человеком.

«Чистым и достойным», — добавила в уме Ванда.

— И как реагировала на это Войнова?

— Она не была особенно счастлива…

— Пока в один прекрасный день…

— Ничего подобного, — вдруг вспыхнула Моника. — Вы что же, думаете, что она нас в момент полюбила? Да она никого, кроме себя и своих полоумных затей, не любит. Разве вы не видите, что теперь она чувствует себя как рыба в воде — наконец свободна и может изображать из себя кого хочет! Но вся проблема в том, что этого ей мало. Она требует, чтобы и другие участвовали в ее игре, чтобы верили всем ее небылицам — чем больше, тем лучше. И не потому, что она какая-то чокнутая маньячка, нет. Наоборот. Она очень хитра и хорошо знает, что мы живем в такой стране, где любой, решивший проявить свои комплексы, может указать на себя пальцем и сказать: «Я — такой-то!» И ему сразу поверят. Это самый легкий и надежный способ, и она его вовсю использует. Сегодняшний цирк — лишь часть представления, только и всего.

— И вы согласились в этом участвовать, — по-другому сформулировала свой вопрос Ванда. — Но почему?

— Все ради Асена, — тихо ответила молодая женщина. — Я ей обещала помочь в создании музея… больше ничего. Ведь музей будет в его честь. Она позвонила мне и сказала: «Давай объединим усилия, чтобы он, наконец, получил то, что заслуживает, хотя и посмертно». Конечно, музей — это что-то вроде ширмы, за которой скрываются ее собственные амбиции, но так или иначе, для того, чтобы их осуществить, как она задумала, дом-музей ей нужен как воздух. Да и, честно говоря, мне эта идея нравится. Мне всегда хотелось что-то для него сделать, хоть как-то отплатить за то добро, которое он мне дарил.

— А может быть, вы не совсем искренни, — снова усмехнулась Ванда. — Со стороны Войновой, наверное, действительно так — амбиции и все прочее, но ваши-то мотивы совсем иные. Позвольте высказать предположение: она предложила вам деньги.

— Что вы выдумываете?!

— Я не выдумываю, просто предполагаю, я же сказала. Просто я успела заметить, что вы любите деньги.

— Да как вы смеете! И вообще, что вы себе воображаете? Вы думаете, что если вы из полиции, то все знаете? Да ничего вы не знаете! А как растить одной ребенка на мизерную зарплату — это вы знаете? И когда денег вечно ни на что не хватает… Вы знаете, что значит невозможность купить сыну новые ботинки, когда старые уже не годятся? Или когда дети в школе смеются над ним, что у него нет мобильного телефона? А когда он приходит домой и спрашивает: «Мама, почему так?», а ты не знаешь, что ему ответить. Да если бы только это… Ему девять лет, а он никогда не видел моря, никогда не был в горах… Да вообще нигде…А вы говорите, что я люблю деньги… Да я их ненавижу! Ненавижу потому, что их у меня нет, а они мне очень нужны! Да, Асен Войнов давал мне деньги, потому что был добрым! Да, его жена мне тоже дала, потому что эта ненормальная сучка хорошо знает, что я не решусь отказаться. Вы это хотели услышать?

Моника Серафимова никак не могла успокоиться. Глаза ее сверкали, дыхание стало прерывистым. У нее был вид больного человека, у которого давно отобрали право выбора или, точнее, у него никогда его и не было.

— Вы мне не кажетесь такой уж опасной, — заметила Ванда. — Если только у вас нет какого-то тайного оружия, которого она боится.

— Да никакого тайного оружия у меня нет, — с горечью вымолвила Моника. — И никаких претензий я предъявлять не собираюсь. Да и как бы я могла их предъявить? В качестве кого?