Нобелевский лауреат

— Разумеется, — ответил профессор. — Я тоже присутствовал на той встрече в университете. Да-с, поучительно, ничего не скажешь. Хотя, признаться, я был немного разочарован. У меня по его книгам сложилось о нем несколько иное представление. Вживую, так сказать, он показался мне… как бы это поточнее выразиться… неубедительным.

— Значит, вы читали его романы? — обрадовалась Ванда.

— Конечно, — снова улыбнулся профессор. — Ведь это моя работа. К тому же, раньше его книгами зачитывались в бывших соцстранах. Он был достаточно модным писателем. Особенно его «Кровавый рассвет», помнится, наделал много шуму…

— А «Бедняки»?

— Не особенно. Если не ошибаюсь, это один из его последних романов, не так ли?

Ванда кивнула и снова сделала глоток. Она была довольна, что хотя бы жестом может компетентно ответить на вопрос.

— Честно говоря, она попалась мне случайно. Я не в восторге. Конечно, если бы роман написал не Гертельсман, а кто-то другой, он мог бы показаться шедевром. Но для возможностей Гертельсмана — он хуже, чем ожидали читатели. К сожалению, такое часто случается с лауреатами Нобелевской премии. В среде профессионалов это известно как «постнобелевский синдром».

— Что это значит?

— Истощение. Исчерпывание таланта. Преувеличение возможностей. Назовите как хотите. Разумеется, это может произойти с любым творцом, не только с писателем. При этом он может не получить в жизни ни одной награды. Но у нобелевских лауреатов, по понятным причинам, резкий спад творческого вектора особенно очевиден и часто встречается. Причиной этого являются многие факторы, и далеко не все непосредственно связаны с премией. Но так или иначе, именно она привлекает внимание всего мира к своим лауреатам или, как я иногда говорю, к своим жертвам.

— Неужели так плохо быть нобелевским лауреатом? — с иронией в голосе спросила Ванда, положив в рот конфету, которая больше соответствовала коньяку, чем бутерброд.

— Ну что вы — засмеялся профессор. — Наоборот, я думаю, что это прекрасно. Может, не совсем хорошо отражается на творческом процессе. Но коль ты добрался до нобелевки, я думаю, что творческий процесс уже не имеет особого значения. Премии ведь даются за прошлые достижения, не за будущие.

— А Гертельсман?

— Он не является исключением. Вы читали его книги?

Ванда достала из сумки обе книги Гертельсмана.

— Разумеется, кто же их не читал!

— И как вы их находите?

— Ну… — она поколебалась. — Непонятными. А точнее — не совсем понятными. Особенно «Кровавый рассвет». Но вместе с тем захватывающими. Может быть, «Бедняки» не настолько. Она мне кажется немного скучной.

— Вот видите! — профессор поднял палец вверх, словно читал лекцию. — Не немного, а много. Она очень скучна, хотя написана мастерски. А почему? Да потому что мы имеем дело с талантливым писателем, который виртуозно владеет профессией, только он уже не уверен, что у него есть что сказать. Разница между «Кровавым рассветом» и «Бедняками» колоссальна. Одна написана живым, порывистым, гениальным человеком, а другая — его бледной тенью.

— Значит, вы полагаете, что Гертельсман утратил вдохновение? Но почему?

— Вдохновение… вдохновение… — насупился Черногоров. — Не люблю этого слова, не уважаю его. Вот вам, например, нужно вдохновение, чтобы хорошо делать свою работу? Ведь нет же! Тогда почему вы считаете, что писателю обязательно нужно вдохновение? И неужели вы верите, что если написание романа отнимает примерно год, то автор обязательно должен провести все 365 дней в некоем особом ненормальном состоянии? Глупости! Речь идет о самой обычной концентрации, действительно, высшей пробы, даже я бы сказал сверхконцентрации, но все же человеческого состояния, а не какой-то сверхъестественной взнервленности, вызванной неясными и сомнительными стимулами. Если же говорить о причинах потери подобной концентрации, то они могут быть любыми. Не забывайте, что Нобелевская премия в области литературы — это высшая награда. Да, можно поспорить, насколько она и вправду литературная, но, по крайней мере, престиж ее бесспорен. Царская корона тяжела, а с течением времени она становится все тяжелее и тяжелее. Ее надо не только уметь носить, но и защищать. А когда твой возраст перешагнул определенный рубеж, как чаще всего случается с нобелевскими лауреатами-литераторами, а планка поднята до самого высокого уровня, то делать это нелегко. Не забывайте, что труднее всего побить собственный рекорд, а нобелевская премия — один из таких рекордов.

— И Гертельсман провалился?

— Не будьте такой жестокой. Здесь речь не идет о провале. Его уровень слишком высок, чтобы вообще судить такими категориями. Просто он уже далеко не тот, каким был прежде. И это нормально. Всё рано или поздно стареет и исчерпывается. Вот посмотрите на меня. Если бы мне было столько лет, сколько вам, неужели я стал бы пудрить вам мозги литературными байками?