Нобелевский лауреат

Ванда, как во сне, спустилась на лифте на первый этаж и вышла из больницы. Когда дверь у нее за спиной захлопнулась, раскрыла сумку и стала лихорадочно искать сигареты. Потом быстро закурила. Как всегда, истина оказалась слишком горькой, чтобы быть истиной. Женщина, чью руку она только что держала в своей руке, была каким-то бледным подобием ее матери. Сознание Ванды отказывалось ее узнавать. Невозможно было принять тот факт, что это человеческое существо, замкнутое в жалкую, немощную оболочку, когда-то было ее самым близким человеком.

Скорее всего, старая Беловская решила уйти навсегда, но где-то посередине пути раздумала и вернулась.

«Ну, хорошо, — сказала себе Ванда. — Вот выпишут ее из больницы, я привезу ее домой, положу в ее собственную постель, а дальше?»

Всего за один день, даже за один миг, вся ее оставшаяся жизнь оказалась позади высокой, непреодолимой стены, которую она сейчас пыталась пробить головой.

Выбор между эгоизмом и долгом нельзя было назвать выбором. Это было принуждением, независимо от того, в какую сторону могли наклониться весы. Хотя сомнений — в какую — вообще не было.

Она направилась к машине, продолжая не слышать телефон, звонивший уже в третий раз.

19

Шофер «рено», которое в нее чуть было не врезалось, опустил стекло и обложил ее таким отборным матом, какой ей редко доводилось слышать.

Ванда продолжала сидеть, так и не ответив ему. Ей даже не пришлось притворяться, что она его не слышит или не заметила. Она все слышала, но ничего не сделала, чтобы как-то избегнуть этих словесных помоев. Наверное, она их заслужила, как и все остальное, что с ней случилось.

Не получив ответной реакции, мужчина в «рено», немного сбавил обороты, явно начав терять интерес.

Ванда машинально подумала, уж не увидел ли он случайно маячок за стеклом, а если увидел, то испугался или, наоборот, еще больше разозлился. Наконец он умолк совсем и рванул с места прямо на красный свет, выплеснув тем самым остатки ярости.

Ванда подсекла его случайно — просто не заметила. Она все еще находилась недалеко от больницы. Свернула в первую же улочку и уменьшила скорость. Квартал не был ей знаком, она даже не знала, куда едет. Просто колесила по улочкам, пытаясь успокоиться неизвестно от чего. Ее словно чем-то опоили — она не соображала, что делает, но перестать не могла. Увидев вывеску какого-то кафе, остановила машину и вошла внутрь. Кафе показалось ей чистым и приятным.

Ванда заказала кофе и уселась за маленький круглый столик с пластмассовой крышкой «под мрамор». В голове вертелась мысль, что когда-то давно она должна была принять какое-то решение, но не сделала этого, и теперь право решать у нее навсегда отнято.

Кофе был горьким, но ароматным, и Ванда отодвинула от себя пакетики с сахаром.

Она знала, что теоретически все достижимо. Даже когда решения невыгодны, лучше, если кто-то их принимает вместо тебя. Хорошо знать, что есть какая-то судьба, и постоянно жаловаться на нее. Это даже приятно. Нужно только смириться с мыслью, что с этих пор у тебя нет выбора.

Ладонь еще сохраняла ощущение от сухого, безжизненного прикосновения руки матери.

Сейчас лучше всего было бы позвонить Крыстанову, притвориться больной и вычистить до блеска квартиру матери. Это заняло бы несколько дней, но нужно хотя бы начать.

Ванда отставила кофе, пошла в туалет и долго мыла руки холодной водой, щедро поливая их жидким мылом с ароматом сирени. Вернувшись к столику, ясно услышала, что в сумке звонит телефон. Ванда посмотрела на дисплей и поколебалась еще несколько секунд — номер был ей незнаком.

— Простите, мне нужна инспектор Беловская. Инспектор Ванда Беловская.

— Я вас слушаю.

— Вам звонит профессор Черногоров. Речь идет о книгах Асена Войнова. Я не знаю, чем именно я могу быть вам полезен, но если хотите, мы могли бы поговорить.

— Вы хотите сказать, что вы их все прочитали? Так быстро?

— Нет, конечно. Но большая часть мне была знакома, я читал их раньше. Я также знал и автора, хотя и не близко. Остальные его произведения я полистал вчера вечером и сегодня утром. Разумеется, ничего нового или неожиданного для себя не увидел.

— Когда и куда мне подъехать?

— Если желаете, то можно прямо сейчас. Вы, наверное, знаете, что я на пенсии, так что я дома.

— А можно через час?

— Конечно. Когда вам будет удобно.

Профессор продиктовал ей свой адрес. Оказалось, что он живет неподалеку от матери.

Ванда заплатила за кофе и направилась к машине. Она чувствовала себя лучше — и не только из-за выпитого кофе, но прежде всего, из-за звонка профессора. Он как будто вернул ее к реальности, хотя сегодня утром она окончательно убедилась в том, что то, другое, — тоже реальность.

Ей оставалось только ухватиться за расследование, как утопающий за спасительную соломинку. Работа, конечно, ее не спасет, но она, по крайней мере, не мучила ее, особенно сейчас, когда Ванда избегала всяческого контакта с начальством.